Голосование пользователя

Скваггер довольно хлопнул по полу, когда мейн незванных утырков скрылся где-то вдали и тут же дёрнулся от испуга, когда в борт впился гарпун. Пацан подхватил монтировку-топор, обогнул машущего руками колдуна и несколькими сильными яростными ударами просто вырубил кусок кузова, в котором торчал гарпун.

- Выкусите, падлы! - прокричал Скваггер и показал преследователям неприличный жест. - Томми, жми! А-а!

Браваду рейдера прервала шальная пуля, прошив насквозь куртец Скваггера усиленный каким-то алюминиевыми пластинами.

- Ясен хуй продадим! - Согласно закивал Башка, еле сдерживая хохот - Прокаженному, на арену, или там в церковь Дизеля нахуй! Ебанарот, Железный Глаз тут так ебашил, это же просто пиздец, за него же дохуя дадут! А вот-вот-вот члены во все дыры совать, это нихуя не ко мне, да, Текила? А?

Представьте себе, что вы - отъявленные ублюдки. Плоть от плоти Пустошей, ее шелудивые псы, вечно голодные и всегда готовые бежать за проносящейся мимо тачкой. Брызжа слюной, задыхаясь от лая я бессмысленной ярости, восторженно ощущая кипящую в жилах кровь. Ваша жизнь - это ультранасилие, душное наркотическое забытье и скука бесконечных пустых дорог - все сразу. Смешать и взболтать, лить в глотку. Облупившаяся кожа зудит, руки пахнут солярой, башка привычно гудит в унисон с движлом мейна, а глаза лениво оглядывают горизонт. Не то чтобы надеетесь что-то заметить в этом сраном регионе, скорей въевшаяся под шкуру привычка всегда быть начеку, всегда выглядывать врага или добычу.
Вы - Пьяные Псины. Ваш мейн - видавший виды Мастодонт, дурной и злой, как вы сами. Потрепан, но еще тащит. Горючкой запаслись, это хорошо.



Представьте себе, что вам пиздец как не свезло. Въебались вы в рейд певчих, причем конкретно так въебались. Кто ж знал, что они теперь - бойцы, хорошенько так упакованные пушками, ковырялами и отменной злостью? Понимаю, хотели повыебываться, и первыми пролить кровь в мегарейде Толстяка Джо. Да еще обзавелись заказом от Прокаженного на десяток невольников. Хули там делов - отпиздил певчих, заковал в кандалы, езжай менять на горючку, пушки, наркоту и алкашку. А самую красивую сучку можно и себе оставить.

Такой был у вас план, когда выезжали из Мастерской на день раньше остальных, благословленные кривой ухмылкой мегабосса Толстяка. Теперь уже, задним умом, понимаете, наверное, что он от вас скорей избавиться хотел. Уж очень ваш рейдбосс стал ебанутым после вживления ему киберкайфа. Вон и сейчас валяется на сиденье, глаза уставились в пустоту, дышит часто и тяжело, а на поганой харе застыла идиотская гримаса блаженства. Но все еще начеку Бычара (так вашего рейдбосса звать), бдит, сука.
Ему поебать, что вы почти сутки назад лишились двух третей банды. Проебали три байка и тачку поддержки. Что мейн ваш теперь греется пиздец как, потому что, видать, где-то пробой в системе охлаждения, и приходится заливать под капот воду, которая нужна вам самим. Что вы всю ночь гнали по Пустоши, пытаясь оторваться от погони. Что все пошло по пизде.
И вот очередной рассвет настигает вас хуй пойми где. Певчих на горизонте не видно, уж на том спасибо. Хуй знает, хватит ли горючки до Мастерской. Движок ревет на пределе, в кабине жарко как в аду. Глаза слезятся от недосыпа, хочется кому-нибудь уебать за все неудачи. Но некому.
- Туда, - внезапно указывает Бычара на какую-то точку. Голос хриплый, горло совсем сухое, глаза воспаленные, не спал.
По Пустоши, в горячем мареве, кто-то бредет. Тяжело ступая, тащит за собой какую-то хрень. Заслышал приближающийся рев вашего двигателя, остановился, выпрямился.
- Пленники. Жестянку глушить электросетью. Кто живой - в кандалы. Доля добычи равная, - хуй знает, откуда у Бычары такая чуйка. Хуй знает, как он рассмотрел на горизонте этого ебучего робота, который тащит на какой-то волокуше четверых почти покойников. Хуй знает, как он вообще еще че-то соображает, ведь мозги у него постоянно плавятся киберкайфом.
Но не поспоришь: вон она, добыча. На блюдечке-с-мать-ее-голубой-каемочкой. И добычу эту надо взять, аккуратно и точно. Ну, по возможности.

Занятый многочисленными хлопотами по подготовке Дромадера к консервации, такими как перекрытие трубопроводов, блокировка и частичная разборка механизмов, в том числе и управления, запирание люков и другие, менее ясные и очевидные ритуалы, краем глаз, все же, видел, чем занят Фридрих и был доволен, что тот помогает Эл.
Сам Болторез мог исцелять и даже возвращать из мира мертвых сложные и запутанные механические системы, оживлять двигатели, наверное, с той же легкостью, что и необратимо их уничтожать, но вот тонкости ремонта плоти были ему неведомы. Кланы мусорщиков лечат тяжелые раны просто и эффективно - заменяя их надежным и крепким металлом, когда как легкими ранами и ожогами мусорщики могли попросту пренебрегать... Однако, кланов здесь не было и весьма вероятно уже самому Болторезу придется пользоваться лекарскими услугами своего клиента.
Но мысли мусорщика занимали не страх получения повреждений, и даже не попытки просчитать возможности избежать лишних рисков. Сейчас, пока было время, стоило подумать о возможностях и лазейках, что не дадут возможным ремонтным услугам Фридриха изменить букву заключенного контракта. Изменение условий сделок уже после их заключения - это одна из тех вещей, что мусорщики совсем не любили.

- Предлагаю покинуть гостеприимный Дромадер, дабы я мог закончить консервацию. - Прогудел откуда-то голос Болтореза, перебивая визг какого-то инструмента.

Кристофер слушал остальных, совершая мудреные виражи по песку, мотая настоящие морские узлы из своих следов на песке, а когда заговорил - то затараторил снова.
- Грег, Грег, Грег, Горацио-дружище я знаю, знаю как это выглядит. Глюки, стресс, вся херня... Но это все... Это нихера не выдумки, меня эти Певчие из отбивной в нормального человека отпели за сколько... За минут пятнадцать, имея из инструментов только ржавый лежак! Пиздец! Да и если мы сейчас соберемся, все такие на характере, сурово поебашим по пустыне, то че будет то? Сдохнем без воды по пути, ебана, я человечину жрать не буду, не-не-не, меня мама такому не учила. А раз вы этой ржавой развалины боитесь - Крис ткнул рукой в сторону развалившейся подлодки - То я вас обрадую, пиздец. Есть ненулевая вероятность, что за херову кучу лет реактор и так протек и все ушло в тамошнюю воду и мы и так уже нахватались рентген так, что нашим внукам хватит, хохо! Полюбому раны надо залатать, подготовиться в дорогу, да? Ебана, вам целый бог обещал тачки, а вы не веруете! Хаер, тыж сам всю эту херню видел, этих ангелов костлявых! Дизель Ангела хуями кроет, а мы собирались всей Мастерской ехать Певчих пиздить, мы же Дизелю нужны, получается, а? Зачем ему нам пиздеть то? Не, я подожду!

Кое-как поддерживая раненых, отряд Метеоров не в полном составе под валящимися повсюду проржавевшими балками и кусками железа наконец выбрался на поверхность, пусть для этого и пришлось сигать с высоты прямиком в песок. Келли же все это время просто закусив губу переставлял ноги в одночасье ставших непомерно тяжелыми сапогах по металлическом полу, стараясь не отставать от своей группы и не застрять так же как это сделал Док. Еще старался не отрубиться от навалившей усталости, как физической, так и моральной. Кроме всего прочего его еще очень сильно тяготила надетая на него броня и оружие, мышцы болели, ребра при каждом резком движении били вспышкой темноты в глазах, да и тело испытавшее почти одновременно гипервентиляцию во время стреса и гиповентиляцию во время заплыва под водой чувствовало недомогание. Конечно понятно, что ему необходим отдых, вот только только если он сейчас упадет, то уже не встанет. Ладно сам помрет, но если его, слабака, решат вытаскивать, загубит ведь вместе с собой еще кого-нибудь, поэтому закусив губу до крови, вкус которой абсолютно не чувствовался в его синтетическом горле. Хотя может это и к лучшем, от железного привкуса теплой жижи во рту вполне могло и замутить еще больше. А так только подстегивающая сознание саднящая боль в губе. Фонарик кажется выпал еще где-то во время столкновения с недо-кракеном, а второй был у Кри, так что сейчас они ориентировались только на свои собственные органы чувств и оставшийся у Портмана осветительный прибор.
Чувства свободного падения он уже не помнит, вот он подходит к краю дырки, отталкивается ногами, а уже в следующий момент ребра от приземления взрываются новой волной пиротехнического огня, песок забившийся в губу незадно щипет кровь, так что Боб пошатываясь встает на четвереньки и отплевывает в сторону песок с раны на губе вместе с небольшими каплями собственной крови.
Кто-то вновь помгает ему не остатся рядом с эпицентром взрыва, а потом и сам приходит в себя сидя на песке, в то же время остальные рассматривают висящего на кресте Лимонадного с выпущенными кишками и избитого, блеванул бы наверное от такого зрелища, да не может. Глаза сами распахиваются и отказываются отвернутся в сторону, хотя увидь он подобное еще совсем недавно… Считай ту же неделю назад, не считая перелета во время которого он спал то тут же бы стал орать как истеричка и отвернул бы голову… То что эта планета ломает людей было давно понятно, но вот то что она делает это так быстро… Впрочем судя по разговорам окружающих Хаер считай еще только в начале пути в своем отрицании прошлых ценностей, сколько бы он не считал себя крутаном, что доказывет ситуация с Гюнтером, он лишь обычный слабак… Из разговоров еще услышал, что их оставил помирать в пустыне мудак-Химач со своей бандой уперев из байки.
— Вот мразь! — Зло шипит химик сжимая кулаки, а в голове тем временем появляется идея-фикс, наверное такое же состояние было и у Курцмана с его кровавым безумием, впрочем сейчас эта мысль была направлена на банду Химача и особенно самого Химача, «Растерзать, уничтожить, вцепится в глотку зубами, заставить страдать» и сделать это все необходимо для Келли самолично, «Этот ублюдок думает, что оставив нас без средств к передвижению мы сдохнем, хера с два ему, ну ничего ничего, посмотрим кто кого выживет» Оскалился он на этой мысли. Ослабленный стрессами мозг Келли был хорошей жертвой для «ангела» или всяких психических клинов.
Сжимает зубы до скрежета, поднимается на ноги тяжело, кивает.
— Надо идти, но сначала осмотреть раненых и попробовать привести оружие в норму, когда нам что-то встретится на пути, я хочу быть уверен в том, что оружие не заклинит в самый неподходящий момент. Медикаментов у нас вроде нет, но хотя бы подручными средствами перевязать раны лишним не будет. Майк, если надо буду ассистировать. — Говорит с мрачной решимостью, сам чуть пошатывается, но все равно продолжает стоять. Кажется в этом человеке, что-то если и не полностью сломалось, то по крайней мере надломилось.

– Помощь ближнему - хорошая штука, иногда позволяет напомнить самому себе, чем ты отличаешься от отбросов Пустоши, – проговорил бывший инквизитор, тем самым голосом, что получается у школяров, когда они выдают прописные истины. – Идём, решим с остальными.

Собраться оказалось не сложно - вся компания через несколько минут была на песке возле Дромадера. Решение было не столь быстрым: хоть ощущение наживы летало прямо в спертом от жары воздухе, но страхи у всех были свои...оставить машины без присмотра...полезть в логово монстра без плана...в конце концов чаша весов окончательно перевесила, выбор был сделан:
– Отлично, хотя бы мы договорились лезть в комплекс. У кого-то есть дополнения? Собираемся и лезем прямо сейчас, покуда ещё это гнездо ереси не зашевелилось... – Фридрих обвел всех присутствующих взглядом, под который, впрочем не попала Эл в силу своего роста и неопределенного статуса. В зависимости от окончательного решения, можно будет уже что-то сделать с ожогами маленькой девочки, а пока взрослые должны были доделать работу.

Вынырнувший на той стороне дыры Келли кое-как выбрался из воды и огляделся на наличие всяких роботов с пулеметами. Переполз на четвереньках в сторону, чтобы не мешать остальным выплывающим и пытался придти в чувства, руки которыми он упирался об пол для поддержания верхней части туловища от соприкосновения её с мокрым полом сильно дрожали, как от перенапряжения и грозились вот-вот подломиться под тяжестью тела обеспечивая столкновение лица химика с металическим полом. Но руки в локтях хоть и тряслись все равно продолжали удерживать своего владельца от новых травм, перевел чуть мутный взгляд на воду откуда уже выбиралась компания выходцев с «Ковчега» Крис, Кобб, Майк, Гораций… И все? Мысли в голове текли густым киселем, так что на то чтобы осознать, что Кри где-то застрял понадобилось критически много времени, а критическим моментом стало обрушение проржавеших балок, отсекающих путь к ним с той стороны.
Уже успели высказаться Майк и Гораций, а дошедшее наконец до Хаера ситуация заставила того буквально вскочить на ноги, схлопотать темноту в глазах и чтобы не упасть опереться на ближайшую стену, а затем в панике доковылять придерживаясь её до дыры.
— КРИ! БОСС! — Крикнул он в мутный водянной провал надеясь, на то что их верный рейдбосс сейчас всплывет, но все было тщетно, да и в данный момент его абсолютно не волновали снующие по кораблю роботы, рыболюды, система самоуничтожения и здоровенное ктулхуподобное существо… Сегодня они потеряли еще одного члена их группы и пусть они приобрели нового ИИ, отчего Келли было не легче с осознанием этого, дак еще и потеряли прекрасного врача, выживальщика, техника, водителя, да и чего уж тут таить лидера. Кри всегда представлял собой рационалиста, который старался все делать во благо банды…
— Этого просто не может, блядь, быть! — Еще один импульсивный крик был им произнесен, с каждой смертью Метеоров в душе Келли как будто бы, что-то обрывалось. Несколько слез скатились по и так мокрым щекам мирного в общем то человека, не привыкшего к подобным условиям. Сначала Ричард, вытащивший двух членов экипажа Ковчега, но сам при этом погибший, теперь вот Кри.
Импланты в легких не давали рассмотреть эмоциональный фон человека близкого к истерике, не будь их Хаер сейчас бы конечно часто дышал и говорил срывающимся голосом, но вместо этого всего лишь кричал.
Поворачивается к остальным вытирая тыльной стороной ладони выступившую влагу, может чего-то подцепить? Да плевать, сейчас его голова была забита абсолютно другим.
— Этого ведь не может быть, Кри же не мог так просто умереть, я уверен он найдет выход, я не знаю как, но найдет. Да этот старик еще и всех нас переживет. — Пытается заняться самообманом, серое вещество то прекрасно понимает, что шансов у него очень мало, разве что если при активации самоуничтожения, откроется какая-нибудь дверь ведущая наружу.

Отдав освобожденному Коббу голову Ионы, Курцман почувствовал облегчение: теперь можно спокойно заняться делом. Он увернулся от хлесткого выпада щупальцем, впилился то, что держало Боба... и мотор, поперхнувшись, заглох. Проклятое ненадежное оружие снова сломалось! Майк напрягся, рванул на себя меч, Кобб дернул недопиленное щупальце, то с чавкающим звуком отломилось, и Келли наконец был свободен.
- Валим, пацаны, живо! Живо! - Курцман гнал перед собой раненых компаньонов, прикрывая их отход, нервно оглядываясь. Не хотелось остаться тут навсегда, если его схватят за ногу. Майк убрал пиломеч за спину, на сегодня тот свое отвоевал.
"Надо будет дать ему имя" - промелькнула мысль.

- Мне не доводилось... - Болторез замолк, чтобы подобрать верное слово, так как "Мародерствовать" и "грабить" тут явно не подходили - Посещать подобные места. Но я полагаю, что фабрика плоти, вероятно, схожа с обычными. И даже малейший сбой и неполадка в производственном, налаженном процессе может привести к катастрофе. Утеря чертежей будет означать постройку генетических... - Мусорщик покосился на Кобу, о природе которой у него были большие сомнения, так как типичные поведенческие паттерны людей мало подходили для нее. Исходя из этих догадок, слово "Урод" было решено исключить, дабы не провоцировать возможный конфликт - Несовершенств. Сломанные станки будут производить испорченные детали, сбой на сборочных линиях приведет к тому, что вместо конечного продукта будут построены чудовища. - Очередная пауза прервала пространные рассуждения мусорщика и он вернулся к более насущному - Падение Шестерней может означать, что системы охраны вышли из строя окончательно совсем недавно, что и позволило подземной угрозе выплеснуться на поверхность именно сейчас. Полагаю, системы безопасности - это то, о чем нам следует беспокоиться меньше всего. Также, функционирующий комплекс, очевидно, будет продолжать производить агрессивных существ, что поставит под угрозу прилегающие торговые маршруты и весь этот район. Приоритетной задачей будет отключить его, вывести из строя. Или, как временное решение, запечатать возможные выходы на поверхность... - Болторез оглянулся на Дромадер, и после тягучей паузы добавил - Кланы бы не стали игнорировать такую угрозу. Но из всех кланов здесь только я.

– Не плохо ты замахнулся, парень, – фыркнул бывший инквизитор, уже представляя последствия такой вот наладки: больше рейдов, больше мучительных смертей и крови. Впрочем, озвучивать свои опасения док не спешил, переваривая полученную информацию. Всё-таки занятно, что у Свинцовых Людей тоже не всё ладно. – Возможно, принцип действия Ямы и Родильных Комплексов - один и тот же. Интересно получается, – пробормотал Фридрих. – Что до меня, всё более прозаично: в городе я был лимитирован в своих возможностях по изучению Чумы. Я верю, что где-то тут, в Пустошах, есть ответы на все мои вопросы, осталось только найти их. Из того что я понял про Комплексы - это кладезь самой разнообразной информации и материала, вероятно, там можно подчерпнуть много знаний.

Да? - Кристофер удивленно поднял бровь - Хм, ладно.
Тем временем с дверью не успела справиться уже половина Метеоров, и, видимо, настал черед и инженера.
- Ну-ка, давайте я попробую.
Взяв у Горацио фонарь обратно, Кристофер зашел в воду и поплыл к шлюзу.

Оказавшись на месте, техник вынул меч, и начал отскабливать наросшие ракушки и прочую подводную херню там, где, по его мнению, должны были бы находиться уязвимые места запорного механизма. Занятие это было весьма трудным - скоблить стену не предназначенным для этого мечом, держа его одной рукой, пока вторая держит фонарь еще куда ни шло, но воздух в легких заканчивался быстро и поэтому приходилось всплывать и набирать полные легкие вонючего воздуха в воздушный карман под потолком, упрямо совершая рейсы туда и обратно.
Наконец освободив достаточное пространство, Кристофер наткнулся на уже неодолимую преграду - освобожденные панели, что вели к механизмам, мало того что приржавели к дверям и поросли ракушками, водорослями и чуть ли не кораллами, вместе и с крепежными болтами, так и даже попытаться их открутить и снять панели ему было нечем - насколько помнил Крис, даже в инструментах, что у них были с собой или оставлены на мейне не было подходящих ключей - болты, видимо, были нестандартными специально.

Из воды Кристофер выбрался совсем хмурым и злым.
- Это пиздец, мужики. Крепеж нестандартный, все заржавело нахер... - Инженер помотал головой, разбрасывая вокруг брызги воды с волос и шумно выдохнул - Двери только взрывать или распиливать.

Горацио продолжил натиск на мутанта. Лезвие робота несколько раз пробивало хитин монстра, пока наконец один из ударов не попал в какой-то критический узел. Чудовище издало что-то вроде мычания, пошатнулось и с размаху ударило дроида клешнёй, отбросив его к стене. Из-под корпуса робота посыпались искры.

Затем "краб" сделал неуверенный шаг к Крису и вдруг обмяк и грохнулся в воду.

"Критическая угроза реактору. Переход в безопасный режим. Запуск стабилизационных протоколов. Времени до завершения: 59 минут...Пожалуйста ждите..." - скомандовал себе робот.

Что-то плотное укрывает объятого пламенем мусорщика, закрывая солнце и лишая огонь кислорода. Лишенное питания, пламя слабеет и быстро затухает, не успев причинить серьезных повреждений. Урон лишь косметический - истьлевшие лохмотья открывают почерневшее железо конечностей Болтореза, живая плоть покрыта ожогами, но ими можно пренебречь.
Механическими движениями Болторез приподнимается на механических руках, рваными, неживыми движениями головы осматривается и видит Кобу и Эл, что, по видимому, и являются его спасителями.
- Повреждения незначительны. - Рапортует мусорщик механическим, но сиплым голосом - Я благодарен.
Уже прытко вскакивая на механические ноги, Болторез видит, как по бронированной шкуре благородного Дромадера скатывается один из налетчиков, а через открытый люк рвуться языки пламени и вырываются клубы дыма.
Не теряя ни секунды, Болторез переходит на бег и сходу цепляется за корпус транспорта, звеня металлом о металл, по паучьи взбирается вверх, чтобы тут же, без раздумий нырнуть в огненный ад внизу.
Огонь обжигает вновь, еще не сгоревшие обрывки одежды разгораются вновь, и едкий запах дыма бьет в ноздри, пока совершенство машины борется с животным страхом огня внутри Болтореза.
Практически на ощупь, мусорщик продвигается в пламени, нащупав единственно нужный вентиль - помеченный красным, отвечающий за подачу воды в, казалось, бесполезные, дырявые трубы под потолком.
Но у каждой шестерни в идеальном механизме есть предназначение, и пусть Болторез лишь стремиться к совершенству машины, но здесь он верен этому принципу - высверленные на одинаковом расстоянии друг от друга, отверстия в трубах под потолком - это ничто иное, как система пожаротушения. Импровизированная, ибо использует техническую воду из радиаторов двигателя, примитивная, ибо не содержит каких-либо сложных механизмов, но потому эффективная.
Под жуткие скрипы проворачивается неподатливый вентиль, пока боль от пламени становится практически невыносимой.
Поворот, другой, третий и наконец с потолка проливаются потокит воды - горячей, не успевшей остыть по пути из двигательного отсека и бесценной в этих ржавых пустошах. Вода льется сверху, заливая огонь, проливаясь на горящую одежду, струясь вниз по палубам, чтобы вылиться наружу, прямо на песок.
Несколько десятков литров бесценной влаги - малая плата за сохранность Дромадера.

Убаюканный этой мыслью, Болторез падает на колени, не выпуская из рук вентиль, чуть не теряя сознания от боли от ожогов. Он перекроет воду лишь тогда, когда поймет, что Дромадеру уже не угрожает жадное пламя.

Пока один за другим пускались в ход все более и более отчаянные средства оживить гиганта, 314 вспоминал свое детство. Это были бы приятные воспоминания, если бы сейчас у него была включена функция отвечающая за то, чтобы он мог испытывать что-то сродни человеческим эмоциям. Быть на чеку ему это не мешало. Его внимание восстанавливалось и обещало еще много сюрпризов. А может быть опять все закончится плачевно для его нового тела. Предсказать или просчитать такое было ему не под силу. Сколько тел было у него до этого он припомнить не мог, но знал, что это не самое лучшее из тех, в которых ему приходилось находиться.
Когда Болторез пробуровил дыру в том, кто мог ожить, никаких эмоций 314 не испытал. Он лишь медленно зашагал по направлению к машине. Ждать здесь уже было нечего, так что с минуты на минуту путь будет продолжен. Куда они с Джарой и остальными спутниками поедут, он не знал, как не знали и они. Но 314 был уверен, что Джара сейчас же все выяснит и помощь ему в этом деле не понадобится. На секунду он приостановился, обернулся и подняв огромную железную руку вверх, так что со стороны это могло выглядеть угрожающе, он произнес, обращаясь к людям в шлемах, - Я буду признателен за любую информацию.
Что значит быть признательным он не понимал, но знал, что в таких ситуациях человеческие существа произносят что-то подобное.

Пусто. Как жаль... Не обнаружив ничего интересного в черной плечевой дыре, Эл двинулась дальше, взбираясь на самый верх.
- Эй, Болтик, смотри, где я, - позвала она негромко, свисая теперь уже с "горба" конструкта и разглядывая всех остальных.
Люди внизу казались немного меньше, чем обычно, а Болторез вдобавок сам сгорбился над каким-то элементом обшивки. По видимому, где-то там располагался его замок.
- Не похоже, что тебе правда нужна моя помощь, - обиженно добавила девочка.

Чуть впереди и правее от Дромадере в тусклых лучах солнца поблёскивала Железная Птица. Джара с благодарностью провёл рукой по рулю и вышел наружу. Типов у остова Нерождённого он срисовал ещё на подъезде. С виду угрозу они не представляли, но рейдер знал, что обитатели Ржавой Звезды умеют удивлять. Иной раз так удивят, что человек и умереть может.

Джара бросил взгляд на Фридриха и Болтореза: те, кажется, не заинтересовались дикарями.

"Напрасно, мон шер, напрасно," - подумал мужчина и улыбнулся незнакомцам.

- Кто вы такие? Есть что-нибудь на обмен? - спросил он.

- 100 золотых? Ну никто вас за язык не тянул. - Кайфас угрожающе стукнул молотом по щиту. - 100 золотых и можете идти куда шли!

- Да чего откладывать. Сейчас перевяжем, пока не отпустила. А то потом я буду орать, хныкать, и только мешать, - простодушно усмехнулся Курцман, своей доброй улыбкой, которую уже давно не видели у него на лице.
- Кстати, насчет возвращения... - Курцман потер ушиб, который потихоньку начинал болеть.
- Братва. Дело такое. Вы для меня единственные родные люди на этой планете, - с явно искренним чувством сказал он, - на этом говняном, сука, Эдеме. Но я не могу я по этим гребаным законам нечеловеческой необходимости жить. Отдайте мне рабов. Я их отпущу нахрен. Если хотите, считайте что я вам буду должен. Хотя и не буду говорить о том, что сегодня в баре спас пару задниц, хехе. Я все равно сделал бы это в любом случае снова и снова, пока жив. Я не иду на принцип, не пытаюсь там настоять на своем... хотя чего обманывать, пытаюсь конечно. Но, блин, просто не могу иначе. Я их, скажу честно, хотел в крысу освободить, но не могу вам врать в лицо, братаны. Вот он я, вот она моя жизнь, она вся ваша. Но дайте мне жить как я хочу. Отпустим этих гамадрилов, пусть идут. Дадим им там одежды, пару пушек, и пусть валят. Горючки еще найдем. Вон мы какой мейн забрали! Еще найдем каких уродов гопнуть. Что скажете, народ?

Курцман по очереди проникновенно посмотрел на каждого из Метеоров. Ну насколько он мог это сделать, пока Док осматривал ему череп, а Хаер помогал с перевязкой ран.

Бейлор сильно удивился, получив зелье в свои руки. Он даже на некоторое время позабыл о Багабанди, уже не обращая внимания на свои прежние обвинения и на его слова. Маг крутил флаконом в руках, зачитывая асхену слово в слово прочитанную страницу книжки одного древнего позабытого алхимика, объясняя действие зелья.

-...и таким образом королева была исцелена от хохочущей лихорадки, что позволило стране вздохнуть с облегчением, - с легкой улыбкой закончил Бейл, наконец отдав зелье обратно Багабанди. - Это редкое и ценное зелье, береги его.

- Каковы твои гарантии? Как мы можем верить незнакомому человеку и его ничем не подкрепленным обещаниям? Мы можем потратить на тебя золото и ты тут же нас бросишь в лучшем случае, а в более худших поведешь в губительную ловушку, - Бейлор подошел к клетке, снимая со своего рюкзака бурдюк с водой и протягивая его бедняге внутри. - За что ты здесь сидишь и сколько стоит твоя свобода? Насколько вообще законно твое обречение на смерть в этой грязной клетке? Мы не местные, но знаем, что в городе запрещено держать рабом, но, все же, ты на слугу не сильно похож... Так здесь обращаются с должниками?

Земля Духов пробуждается от зимнего оцепенения. Утренние туманы скрывают происходящее под лесным пологом, талая вода смывает кровь, свежие могилы зарастают вереском. Дикий край примет в себя каждую жизнь, сделает ее частью своей истории. Сюда хорошо приходить, чтобы раствориться во времени, исчезнуть навсегда.

Мэль Олинар из клана Ворона зябким утром идет по Тайной Роще, прихрамывая и опираясь на дубовый сук. Она не держит наготове оружие, не крадется, ожидая засады, топота копыт и яростного рева. Ей безразлично, умрет ли она. Она и так все равно что мертва. Не глядя растирает слезы по лицу кулаком, упрямо движется вперед. Иногда взгляд ее, отрешенный и пустой, натыкается на тела родичей. Кого-то она узнает, кто-то изуродован слишком сильно или лежит лицом вниз.
Мэль не успела умереть вместе со своим кланом, оставила своих. Она не знает, зачем пришла сюда, но упорно движется к месту, где должна быть Последняя Дочь.
Лес вокруг нее стал обычным, серым и голым. Осенняя листва, без устали шелестевшая тут многие века, опала, а недавний снег превратил ее в грязь. Жизнь ушла из Тайной Рощи, и Мэль знает, что это означает: Последняя Дочь мертва. Впрочем, ей не надо смотреть по сторонам, чтобы понять это. Сердце ее, неразрывно связанное со священным древом клана, уже знает все.
Мэль минует поляну, где громоздятся тела зверолюдов, один - особенно большой, с развесистыми рогами, страшный и зловещий. Движется дальше, почти шаг в шаг повторяя путь последних защитников ее клана, чужаков, ввязавшихся в безнадежную войну. Тех, кто сделал свой выбор и был верен ему до конца.
Мэль выходит к ручью, и колени ее подкашиваются. Она без сил падает на сырую землю, плечи ее сотрясают рыдания. Она издает вой, полный скорби и отчаянья. Слезы мешают смотреть, но картина мертвой Последней Дочери, окоченевшей и скрючившейся, все равно стоит перед ее глазами. Истерзанный труп матери, валяющийся в грязи перед ее ребенком. Ушедшая с талой водой память целого клана.
Мэль воет, скрючившись на земле, тянет руки к тому, что вдыхало жизнь в ее народ. Но ответа нет, и больше не будет. То, что делало членов клана Ворона особенными, что давало им силу и мужество, погибло. Мэль знает, что она теперь стала обычным животным, таким же как грубые хуманы или даже ненавистные зверолюды. Она покинута, сломлена, втоптана в грязь. Теперь даже стареть придется, как тот эльф с севера. Осознание утраты невыносимо, так ей кажется.
Но даже дрянная скотская жизнь, на которую отныне обречена Мэль Олинар, берет свое. Слезы высыхают, горло не сдавливают больше рыдания, глазам уже не больно смотреть на труп матери.
Мэль переходит вброд ручей, становится посреди пепелища. Тут была последняя битва, это ясно. Тела сородичей уже объедены падальщиками, которые раньше обходили Тайную Рощу стороной. Мэль устало усаживается рядом со скрюченным стволом Последней Дочери, рука поглаживает мертвое дерево. Эльфийка думает, что делать дальше. Взгляд ее блуждает по поляне, в голове рисуются картины того, что произошло тут. Следы зверолюдов, много, ушли на восток. Не ушел ни один эльф. Чужаков ушло всего трое. А ведь было четверо.
Мэль поднимается, обходит поляну. Просевший холмик, укрытый снегом, находит быстро. По двум клинкам в изголовье понимает, кто здесь лежит. Лишь качает головой, слез уже нет.
- Ты отдал жизнь за чужой клан, - бормочет Мэль. - Спасибо, незнакомый брат, - склоняет голову и прикладывает ладонь к рыхлой насыпи.
В этот момент случается то, с чем Мэль попрощалась навсегда. Легкое дуновение сухого теплого ветра, шелест папоротников, едва слышный звук тихой эльфийской песни. Что-то тычется в ладонь, Мэль изумленно убирает руку с могилы и смотрит на пробившийся в этом месте росток. Бледно-зеленый ствол и липкие листья, едва отливающие красным. Это не может быть правдой, но это происходит здесь и сейчас.
- Он умел, - выдыхает Мэль, и ее накрывает волна благодарности к этому хмурому изувеченному эльфу, к его спутникам, ввязавшимся не в свое дело, прошедшим все до конца и проигравшим.
Выходит, все было не так безнадежно? Ради этого они пришли с далекого севера? Чтобы принести забытое искусство ее племени, дать надежду там, где должна быть одна лишь смерть?
Мэль снова плачет, сидя у могилы эльфа, но это уже другие слезы. Теперь у нее есть надежда, теперь у нее есть цель. Осторожно выкопав росток, она пересаживает его себе в сумку, насыпав под него земли с могилы эльфа, бережно заворачивает сумку в меховой плащ. Ей предстоит долгий путь на север. К людям, пахнущим кислой капустой и дрянным пивом. Придется стать такой же, обзавестись вшами и запахом изо рта, придется делать все то, что делают они, чтобы выжить. Но зато там можно будет посадить Последнюю Дочь, за безопасными стенами города, не боясь Бога Гора. И со временем эти грязные существа станут лучше. Священное дерево научит их, наполнит пониманием красоты и смысла. Они будут его защищать так, как защищал клан Ворона. Большего сейчас желать и не стоит.
Тяжело оперевшись на посох, Мэль идет прочь.

Атака его спутников на Текта если и удивила Рилтара, то не сильно. Несмотря на то, что эльф велел им уходить, он всё же надеялся, что они, как и он, не пройдёт мимо творившегося на поляне злодейства.
Впрочем эффективность и эффектность снадобий Лютера в очередной раз впечатлила следопыта.

Но вожак зверолюдов, даже получив страшные ожоги, казалось ничуть не чувствовал их. Что же, значит, пришло время вступить в бой и самому Рилтару.

Эльф бросился вперёд, но Тект казалось только этого и ждал. Топор хаосита взмыл вверх и по рукоять вошёл в грудь Рилтара. Пинком ноги зверолюд отбросил следопыта на землю.

Тект зло расхохотался, не обращая внимания на остальных людей, схватил за шиворот Рилтара и бросил, словно тряпичную куклу, к дереву.

- Щенок, - осклабился хаосит. - Смотри как подыхает твоё Дерево, твоё народ и подыхай сам, зная, что ты не остановил меня.

- Ну да, для справедливости.

Бейлор закатил глаза, пока стражники не видели, и последовал за ними, но горькое чувство и саркастичное выражение лица исчезло, как только он увидел мальчика.
Похоже, нашелся сын мертвеца. Бейлор бессильно опустил руки, тоже немного растерявшись. Он знал, что должен сделать - успокоить мальца, но он не знал как это сделать. Он находил себя в воспоминаниях в схожей позе, всего в слезах, хотя и по совсем другой, менее душераздирающей причине. Его никто никогда не успокаивал, он не мог вспомнить мягкого касания на своем плече, хотя всегда желал только этого, и теплые душевные слова были ему неизвестны. Он знал только стальные слова логики, которыми говорил к самому себе.
Маг подошел к ребенку, присел возле него, положил ладонь на маленькое плечо.

- Соболезную, но одними слезами ты ничего не сделаешь, я это по опыту знаю. Прямо сейчас ты нужен нам, иначе мы не сможем наказать плохого человека и он сделает зло кому-то другому, снова кто-то будет плакать. Кто сделал это? - Бейл многозначительно глянул в сторону входа, где лежало тело. - Куда он пошел?

После этого Стил присмотрелся к флакону, что был в руках у парня, и добавил вопрос:

- Ты ранен? Что это у тебя?

Потерянных денег было безумно жаль, воистину ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Небеса послали парнишке испытание, от которого он стал бы только сильнее. Зачем он вмешался? Теперь испытывать будут уже его. Что ж он готов к этому.

- Хотела бы я это знать... - задумчиво произнесла девушка. - События в моей жизни не складывались подобным образом, чтобы я могла с уверенностью ответить на этот вопрос. Я очень люблю брата, и сейчас мне кажется, что я пойду ради него на смертельный риск. Жизненные принципы у меня тоже есть, мне же нужно себя за что-то уважать, - усмехнулась, - они чем-то напоминают кодекс чести, правда своеобразный такой, моральный. И Божьей кары я ужасно боюсь. Но готова ли я ради этого на смертельный риск... может когда дойдет до этого, мне станет так страшно или будет так больно, что я не выдержу и предам все, что кажется важным и дорогим. Хм...
- Наверно, мне нужна более высокая и благородная цель, чтобы я пошла на такой риск. Может, судьба мира или что-то в этом роде. Сейчас Вы спросили, и все, что я перечислила, в какой-то момент мне даже показалось таким мелким, чтобы рисковать таким ценным даром, как жизнь.

- Опасения вызываешь ты; твоё желание вести нас; ты поставил целью опасное место. Предатель? - Но он понял, что оказался в одиночестве. Больше говорить не имело смысла, людей тянуло к людям бессознательно, отвращало от искры ума в этом мерзком, смрадном обществе глупцов.
Но внезапно ему помог священник, всё ещё придерживающийся своей странной идеи о необходимости хранения секретов. Расскажи обожжённый сразу же об этих камнях силы, которые никак не могут помочь его школе пережить ещё несколько нападений армии демонов, но наверняка смогут помочь их отряду убить главного - наверняка самого сильного - демона, его бы просто никто не стал слушать. Но действительно, раз тот может хранить свои тайны, что мешает хранить их Энлиру?
Он просто кивнул в сторону священника и сказал, пока тот выходил на улицу:
- Совершенно неразумно рисковать; от нас зависит мир; но если вы хотите, соглашусь. Идём. Сейчас. - Не снимая капюшона он встал, отшагнул назад от элементалиста, повернулся и направился к двери. - Вы хотите рискнуть; но мы должны успеть; тупые забавы нас слишком задержат. - Сказал он у дверей. - Идём. Сейчас. - Это он повторил, понимая, с кем разговаривает.

Что же выбрать? Исследование интересного артефакта? Печатная безделушка? Оплата счетов? Унижение Цвайнштейна на его "ревизорской" миссии?
Ох. Давненько у Доктора не было более простого выбора.

Как гласила одна военная максима, показать слабость там, где ты силен - путь к победе. Что ж, Ляо Фэнг бы силен в наставничестве, а его противница считает его никуда не годным учителем - это что же, он побеждает? Несомненно, добытая кровью тысячи тысяч солдат максима не врет. Но надо еще с помощью логики понять, где на этом пути следующий поворот к победе. Менее пытливый ум счел бы, что победа уже в том, что Доржо великий логик обучит всему необходимому, тот во всем превзойдет Лацхе, и та, признав превосходство более почтительного ученика, проникнется к Ляо уважением. Но этот план плох уже тем, что его нельзя скорректировать! У логика есть другой. Настало время беспрерывного штурма, что заставляет даже самых храбрых и умелых защитников валиться с ног от усталости. Ну, а все, что происходило последний месяц, было лишь разведкой боем.

- В каменистую почву не бросают зерен. Камень берут, чтобы бросить в противника, - будничным тоном Ляо нес ученице выдумываемую на ходу чушь, - Кому какое дело, куда он упадет, если до того ударит точно в висок? Не преуспевая в простых делах, ты сразу же хочешь преуспеть в сложных, что есть признак безумия. Но безумцам в начале их пути нередко сопутствует небывалая удача, а мудрые после их скоропостижной смерти пожинают ее плоды. Старый Ляо будет учить того, кто имеет намерение прожить дольше полугода, для тебя же он будет находить битвы, в которых ты сумеешь проявить свои недюжинные дарования и снискать славу великой героини, однако не погибнешь раньше времени - мне все еще нужно, чтобы моя, кхм, ученица показала миру, кхм, мои успехи. Отныне можешь считать меня не наставником, а чем-то вроде агента – общая выгода и никакого взаимоуважения. Поверь, я приложу все усилия к тому, чтобы к следующей неделе для тебя появилось занятие, поскольку твоя привычка рушить все до чего дотягиваешься, в том числе и покой моей усадьбы, меня по меньшей мере настораживает.

Процесс поиска заданий Ляо решил поставить на широкую ногу, подсадив на это дело всех владеющих грамотой слуг, а не умеющих бегло читать и писать логик не терпел, полагая, что даже человек низкого звания должен отличаться благородной тягой к собственному просвещению, а также усадив за рассылку и чтение корреспонденцией Доржо.

- Все вопросы и объяснения позже, когда тут станет чуть спокойнее. А сейчас нашему бриллианту – это слово Ляо произнес с особым ядом, - Необходим выбор из широкого списка заданий.

Тактика была проста: писать запросы на поиски работы для настоящего героя, одним махом расправляющегося с полчищами чудищ, во все города и деревни, старостам, чиновникам, настоятелям мелких монастырей, военачальникам в дальних гарнизонах – словом, всем, кто не столь высокопоставлен и не славится столь крутым нравом, что за беспокойство попусту может предать суду и наказанию. Написанием, рассылкой и чтением писем должны заняться все достаточно грамотные слуги, без которых усадьба не рухнет и не прекратятся поставки продовольствия. Необходимо получить как можно больший список заданий куда более опасных, чем прошедшая встреча с зомби.

Памятуя об угрозе Лацхе доносами, Ляо также написал в школу Мурены несколько писем, в которых рассказывал о необходимых для должного воспитания строптивой ученицы хитростях, напоминая о доказанной великими полководцами прошлого принципа "если хочешь кого-то поймать, прежде отпусти его", и что почувствовав себя свободной она почувствует всю горечь и слабость своей независимости. Напоминал также о прецедентах использования подобного метода в шести ведущих Монастырях, когда для спасения ученика наставник от него "отрекался". "Я полагаю, что мои методы обучения согласуются с древними традициями, установленными *длинный список именитых настоятелей и их достижений в воспитании при помощи похожих методик - их логик знал наизусть*, но если у вас иное мнение по этому вопросу, я почту его главенствующим в этом вопросе".

Быть может, наставники школы Мурены такого подхода не поймут, и гневным градом осыплют Ляо. Что ж, всякое действие может привести к беде, и лишь умеющий извлекать из всякой беды пользу достигнет своей цели.

Чем лучше Ляо Фэнг узнавал своих новых учеников, тем сильнее его душу окутывали тучи. Видимо, этих двоих роднило только нежелание знать ни свои слабые стороны, ни слабые стороны противника – а это значит, что в тактике победы (победную стратегию Ляо брал целиком на себя) оба были полными профанами. Впрочем, общие недостатки скорее облегчали задачу наставника, а вот отсутствие общих достоинств усложняло ее во стократ. Одна хочет победить, но не желает учиться. Другой хочет учиться, но не желает побеждать. Отсутствие хотя бы одного из этих качеств лишает возможности одержать верх над противником иначе, кроме как по счастливому стечению обстоятельств. Одна жестока, другой умен – и то же самое, вместе эти качества хороши, а порознь приносят человеку лишь ворох бедствий. А самое парадоксальное, что один ученик готов слушать указания Ляо, но не готов их выполнять – а другой готов выполнять, но не готов слушать!

Обычно голова досточтимого Ляо не болела о трудных учениках, ведь он постоянно применял метод выбраковки. Хорошее зерно должно быть посажено в землю и дать ростки, плохое – продано задешево какому-нибудь олуху. Увы, в поставленных комиссией условиях этот метод просто не работал, и великий логик уже чувствовал звенящую в висках головную боль. Унять ее мог лишь лежащий в укромном месте пузырь молочной водки, выменянной у местных скотоводов на собранные слугами в огороде овощи, - но наставнику нельзя ни оставлять учеников одних до наступления темноты, ни компрометировать себя в их глазах. Пузырю придется подождать.

И все-таки Ляо не стал бы наставником, если бы не располагал множеством методов обучения на все случаи жизни. В его голове уже рождалась комбинация – но выигрышная ли? В любом случае он узнает нечто новое о своих учениках. Изучение муравьев должно начинаться с тыканья палкой в муравейник.

Методы великого логика не отличались гуманностью. У наставника было плохо с личным обаянием, он не умел располагать к себе людей и не умел выстраивать отношения ни на равных, ни тем более подобно морю ставить себя ниже реки. Глупцы почему-то считают, что отдающая свои воды река оказывается в проигрыше. Ничего подобного! Те, кому он передает свои знания, становятся зависимы от него. Ляо не смог бы подготовить героя, если бы школа Мурены не стала его должницей.

Не имеющему харизмы Ляо Фэнгу приходилось быть с учениками жестоким и хитрым тираном, берущим никак не напором и не ораторским даром, а лишь умением ставить на своих подопечных капканы, из которых те не выберутся без помощи доброго наставника. Сперва создай ученику проблему, потом дождись, пока он придет в отчаяние – и только тогда приди на помощь. Логик и рад был бы обходиться без этих глупостей, и заниматься одним священным делом передачи знания из наполненной головы в пустую – но ученики подобны диким зверям, скорее готовым рвать книги и мочиться на них, чем черпать из них мудрость. Зверей надо приручать с помощью палки и куска мяса.

Вообще если бы Ляо нужно было бы выразить свою методику обучения в виде короткой маскимы, он сказал бы так: “Укрощать учеников как диких зверей, низводить их и частенько валять дурака, чтобы выбить из них страсть к оспариванию его решений с позиции их скудного умишка – и только потом учить”.

“Метод стада” предполагал, что двумя управлять легче чем одним, тремя легче чем двумя и так далее, если ученики вместо выяснения отношений с учителем будут выяснять их друг с другом. Ляо выбирал из толпы самых слабых и осыпал их насмешками, а толпа улюлюкала и радостно вступала в его игру. В конечном счете эта дрессировка приводила к тому, что наставнику не было нужды осаждать выступавших против его авторитета – болваны делали все за него. Оспаривающий мнение досточтимого Ляо считался “умником” и “выпендрежником”, а таких нигде не любят, по себе знает. Но с этими оригиналами, которых всего-то двое, метод вряд ли сработает, если его не доработать. Он доработает.

“Метод пощечины” не столь прямолинеен, как можно подумать из названия. Оба ученика должны потерпеть поражение там, где мнят себя сильными – то есть на совсем разных фронтах. Причем наставник должен якобы не иметь к пощечине никакого отношения. Лацхе стоит отправить в несмертельный бой, в котором она не сможет победить. Трудная, очень трудная задача. Не в плане поражения, а в плане выживания этой маньячки, которая если не убьет врага, то сама расшибется в лепешку. Ляо еще подумает над этим. А вот для Доржо в его библиотеке уже есть парочка до того трухлявых манускриптов, что лишь наложенные чары удерживают их от рассыпания в прах. Позже он снимет эти чары и невзначай положит один из манускриптов в стопку книг, которые вручит ликующему ученику.

“Метод честного ростовщика” в том, что учитель якобы выкладывает подопечным всю правду о своих корыстных интересах, а затем открывает им, какие выгоды они получат сами – манит пряником. Ученикам покажется, что Ляо предлагает сделку, которую они вольны принять либо отказаться от нее. Но если они примут ее, то о каком принуждении и о какой тирании ученики могут вести речь, когда сами согласились на кабалу? А если не примут… что ж, логик придумает что-нибудь другое.

Поманив пряником, можно воспользоваться “методом самодура”: если в распоряжениях нельзя увидеть логику, их гораздо труднее оспорить. Главное, чтобы была хоть какая-то малейшая мотивация их выполнять. К тому же метод самодура иногда приводит учеников в состояние шока, заставляет растеряться, утратить почву под ногами. В таком состоянии тяжело отстаивать собственную позицию.

Для первого урока комбинация рисковая, но Ляо Фэнг уже сейчас висит на волоске от того, чтобы потерять власть над учениками – только решительные и опасные действия смогут спасти его от разгрома.

Наставник велел престарелому слуге привести к нему учеников (приходить к ним самому – значит сразу растерять всю значительность). Ожидая их, наставник подумал про себя: “Вот сейчас мы увидим, кто здесь мурена, а кому ей только предстоит стать”. Затем Ляо обратился к ним со следующей речью:

- Прежде всего – я буду говорить долго, а вы не станете меня перебивать, уж окажите такую милость. Вы, должно быть, рады вырваться из монастырских стен. Я, во всяком случае, чувствую, что свободы вам хочется гораздо больше, чем слушать мои указания. А еще вы оба чертовски молоды, и не понимаете, что никакой свободы этот мир вам не даст, пока вы сами не выгрызете ее. Пока вы своими силами не завоюете себе славу и имя в обществе, любой старый дурак сможет вами командовать просто потому, что кто-то недолго думая взял и поставил его над вами, не так ли?

- Вы хоть понимаете, что большинство людей, как я, тратит годы и десятилетия на то, чтобы получить хотя бы немного свободы? Я уже не говорю про то, что мало у кого это получается – большинство так и остается пешками в чужой игре. Вы этого не хотите, но скажите честно – кого волнует ваше мнение?

- Возьмем тебя, Лацхе. Твои прошлые наставники могли тебе все уши прожужжать про то, какая ты талантливая и бойкая. Хотя я видел твою технику и она меня не впечатлила. Ты слишком явно показываешь всем свое желание убивать, и к поединку с тобой не подготовится должным образом только круглый дурак. Судя по всему, большую часть наставлений, которые я давал учителям школы Мурены, они уже позабыли – хотя и устоявшегося в их мозгах хватило для того, чтобы вывести этот захудалый монастырь в первую шестерку. Очень жаль, что ты не видела, какое жалкое зрелище представляла из себя их техника, пока я за нее не взялся. Ты бы живот надорвала от хохота. А иначе с чего бы им давать мне в ученики лучшего, по их мнению, монаха школы? Впрочем, вернемся к твоим талантам. Сейчас, как и прежде, они только игрушка для удовлетворения амбиций тех, кто тобой командует – и я не исключение. Разочаруй своих покровителей, не сумей добиться аттестации в качестве героя – они выкинут эту игрушку и найдут себе новую!

- Перейдем к тебе, Доржо. Тебя может восхищать собранная мной библиотека, но на самом деле для людей за пределами моей усадьбы она не значит вообще ничего! Все эти люди очень хотят получить выгоду от моих исследований, да только сами не будут ни вдаваться в их подробности, ни пытаться сохранить это наследие после моей смерти. Мне интересно, врешь ли ты себе или говоришь правду о том, что тебя никто не уважает. Люди любят не ученых, а героев, потому что за героями стоит грубая сила. И пока ты в довесок к знаниям не обзаведешься грубой силой, с твоими исследованиями никто не будет считаться, и настоящей свободы ты не получишь.

- А теперь к сути. Вы вытянули счастливый билет: вам понадобится провести всего полгода под моим руководством и одолеть пятерых противников, чтобы получить статус героя. Справитесь – и вы свободны, в том числе и от моих наставлений. Не справитесь – вас выкинут на свалку, и выбираться оттуда придется долго и тяжело. Вам повезло еще и с тем, что вас двое. Это серьезное преимущество над вашими противниками, работающими в одиночку, что бы вы там не думали. Впрочем, есть еще одно препятствие. Старый Ляо Фэнг не уверен, что вы собираетесь его слушаться. Он полагает, что вам хватит глупости, чтобы без его помощи и помощи друг друга выйти против пяти учителей и пяти учеников. Если это так, советую сообщить об этом сразу – потому что старый Ляо не собирается ставить на хромую да вдобавок неподкованную лошадь, какой бы большой выигрыш ему не сулили. Если же вы действительно считаете, что в ваших монастырях вас научили не всему, что нужно вам для победы, и вам еще предстоит учиться – так и скажите. Ну?

Пара столь непохожих друг на друга учеников, ироничным образом сейчас сидели на полу в абсолютно одинаковых позах внимательного слушателя и судя по всему и не помышляли перебивать вещающего им свою мудрость наставника. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. В конце концов, оба они прошли в свое время монастырскую школу послушания, которая отличалась чем угодно, но не отсутствием жестокости и дисциплины.

- Мудрость в ваших глазах, о Наставник. – Ответила Лацхе, когда ей предоставили слово. К чести девченки, стоило признать, что ни единой черты гнева не проступило в ее лице или движениях, и только большой жизненный опыт помог Ляо уловить искорку негодования, промелькнувшую в ее глазах, когда он столь нелестно отозвался о ее школе, которой в свое время оказал несколько, будем честны, не столь уж больших как пытался это показать услуг. – Кто посмеет усомниться в правильности ваших слов. Если вы так говорите, значит так все и есть. – Шальная искорка вернулась в глаза, пройдясь по краю зрачка, прежде чем снова спрятаться в их глубине. – Я позабочусь о том, чтобы эти сокровища смысла достигли ушей моих прежних наставников, чтобы и они могли оценить заложенную в них истину.

- Мудрость в ваших глазах, о Наставник. – Вторил ей и Доржо, стандартной для таких случаев формулировкой. – Все мои знания пусты перед единым вашим словом. Если вы говорите, что мне нужна сила, значит так и есть. Если вы говорите, что мне нужна свобода, значит так и есть. Смею ли я в своем невежестве усомниться в этом? Никогда.

Тут Ляо с удивлением обнаружил, что за время своих затворнических изысканий совсем позабыл о монастырском укладе жизни. На словах ученик соглашается с любой околесицей, какую только не несет учитель, а на деле наставник попросту лишается обратной связи. Иногда это был самый предпочтительный вариант обучения - особенно когда не ждешь от своего подопечного ничего, кроме заучивания наизусть каких-нибудь текстов. Или боевых движений. Но от своего главного орудия Ляо Фэнг ждал совсем другой дисциплины. Повиновения не по форме, а по сути, следования не букве, а духу приказа. Внутри закипая, наставник с обычным для него безучастным выражением посмотрел на Лацхе.

- Либо я в первый раз вижу доносчика, который предупреждает жертву доноса о том, какие сведения и кому он собирается передать, либо же кого-то не научили блефовать иначе, кроме как кивая головой и соглашаясь с каждым словом. Ответь на простой вопрос: своему противнику ты тоже скажешь "Мудрость в ваших глазах" или постараешься выбрать более действенную тактику обмана?

- Что столь ничтожная и бесталанная ученица как я может знать о блефе. – Произнеся эту фразу без вопросительной интонации дала понять Ляо, что стоящая перед ним крепка и с наскоку ее проломить будет не так то просто девушка. – Я скажу своему противнику то, чему меня научит мой мудрый наставник. Мудрость в его глазах.

Доржо, который хотя и старательно делал вид, что не прислушивается к разговору, который его не касается, но владел своим лицом на порядок похуже молодой Мурены, непроизвольно дернул щекой.

"Хорошо, хорошо. Глупая девочка, каждым свои шагом ты даешь мне все больше знаний о тебе, вместо того чтобы запутывать меня, в этой битве твоего противника" - лихорадочно думал Ляо, хотя и чувствовал себя неуютно. Ладно, он выкатит последний пробный шар, и уж затем возьмется за осаду этой крепости всерьез.

- Раз вы такие покладистые и так любите суровую дисциплину, я отдаю вам следующие приказы. Поскольку вы двое должны научиться действовать как единое целое - с этой минуты вы будете связаны невидимой веревочкой. Я запрещаю вам отходить друг от друга дальше чем на тридцать шагов иначе, кроме как по малой и большой нужде. При этом я буду смотреть сквозь пальцы на любые конфликты, не ведущие к увечьям и смерти. Но если один ученик покалечит другого, его будет ждать очень долгое времяпровождение в уютном карцере, который я специально обустроил в своей усадьбе. Однако для еще большей прочности вашей двойки ей нужен ведущий. Я даю вам приказ выбрать, кто будет лидером, а кто подчиненным. Повторяю: мне неинтересно, как вы договоритесь, нужен лишь результат, и быстро - даю вам на это двадцать минут. Через двадцать минут вы должны без моего участия решить, кто станет ведущим!

Итак, вы рванули в обход, а Мэль осталась на месте, осторожно выцеливая врагов на том берегу. Пробежали не слишком много, прежде чем на вас наконец обратили внимание. На том берегу раздался очередной рев, после чего прозвучало несколько отрывистых команд на темном языке зверолюдов. Тут же стрела эльфийки вонзилась в горло одному из козлоногих, и тот упал на землю, заливая снег черной кровью.
От нападающих, которых к этому времени стало больше, отделилась группа из трех зверолюдов. Они оказались не столь благоразумны и ломанулись через озеро, по тающему льду. Прямо к Мэль, которая спустила еще одну стрелу. Стрела прошла мимо, зато один из козлоногих, инстинктивно дернувшийся в сторону, вдруг ушел под лед, попав в полынью.
Другая группа еще с пяток рогатых двинулась вдоль берега, навстречу четверке смельчаков, к вам то есть. Остальные (около полудюжины) скрылись в гуще елей, где шла невидимая вам битва между защитниками заставы и лесным племенем.

Пыльные тома в библиотеке усадьбы Фон Мирбахов довольно подробно рассказывают историю многих поколений семьи. Например, Альбрехт фон Мирбах, один из далеких предков Лютера, был одним из рыцарей старой Империи. Однако, к какому ордену он принадлежал и какие подвиги успел совершить на службе - сие было утеряно как в прошедших годах, так и не без участия самого Лютера. Все же, устроенный им пожар весьма силдьно повредил библиотеку и огонь уничтожил немало ценных томов. Однако, сам факт наличия такой длинной истории рода и таких достойных предков сейчас отражался на пироманте довольно просто - отсиживаться в кустах было ему противно.
И когда же далекая битва затронула и их скромные посиделки в заснеженных зарослях появлением эльфийки и козлоногого отродья, Лютер предпочел действовать, подобно, надо полагать, славному Альтбрехту фон Мирбаху, что и выразилось в действиях, что должны были спасти прекрасную, хм, даму нелюдских кровей.
Пиромант бесхитростно выпрямился, с привычным шорохом металла о кожу ножен, вынул меч и вышел из опостылевших кустов и пронзительно засвистел, обращая на себя внимание зверолюда, после чего прорычал что-то на нечеловеческом языке, обращаясь к мерзкой твари.

Зима в Земле Духов - время длинной ночи. Те, кто остаются здесь, привыкают жить во тьме, раскрашенной лишь небесными сияниями. Кто-то говорит, что это ветра магии от холода лютуют, проявляются в видимом свете. Кто-то разделяет верования северян о том, что это чертоги предков, где они вечно пируют. Кто-то вспоминает былых богов, мол это от них такое чудо, а больше ничего от самих богов и не осталось. А кто-то просто любуется сияющими разводами на темном небе.

Нойхафен погружается в спячку. К этой зиме подготовились основательней: провизии запасено вдосталь, дома проконопачены, дрова заготовлены, частокол укреплен. Делать теперь нечего, до первого сумевшего пробиться через льды корабля еще долго. Местные подолгу спят, видя яркие сны, после обеда собираются в "Бивне мамонта", за большим столом. Обсуждают события минувшего года, нехитрые зимние дела, по многу раз, лениво спорят о вопросах несущественных, потягивают кислое пиво. Новости зимой редки, поэтому каждая из них обмывается долго и обстоятельно.
Например, о новом хозяине Берлоги, Ингваре Верном. Старик-северянин, ветеран, убийца, герой, закаленный воин. А почему Верный, если воспитанницу свою все-таки оставил? Или потому Верный, что послушался ее приказа и оставил? А не околеет там он за зиму? Хотя люди Рудшталя говорят, что припасов у него там с запасом.
А сама воспитанница где? Говорят, спятила совсем, вот и ушла. Якшается с какой-то нечистью лесной, то ли кровопийцей каким, то ли с крысолюдом, и сама вроде как шерстью поросла. Или ушла на север, через Мировой Хребет, в Пограничье, как и собиралась? Но кто ж зимой через Мировой Хребет-то пройти сможет? И вот что тогда о ведьме с колдовской светящейся палкой, которую будто бы видел охотник Харальд Трехпалый в трех днях ходьбы на юго-восток? Или то ему от лихорадки померещилось, ведь пришел с той охоты ледащий совсем, в жару и бреду? Наверное, померещилось. Кто ж зимой в лесу выживет, даже ведьма? Сомнительно.
С другой стороны, ведь тот магик, Рунольф, вон пришел один раз из леса, да и ушел так же быстро. Выглядел, конечно, не ахти, бледный весь, кожа да кости, да еще и балахон на нем не по зиме. Если то он был, все ж со слов Иоганна, который, как известно, подслеповат. Но ежели так, то зачем приходил? И неужто Агнешка с ним сбежала, та молодуха-вдова, что в лачуге недостроенной ютилась? Исчезла ведь в тот же день? Или просто в прорубь провалилась на реке, когда за водой ходила?
Кстати, раз уж про Рудшталя заговорили, мир его праху, и про его людей. Неужто перезимуют и снова пойдут? А кто их поведет, а? Ясное дело, челядь без сира - это бардак сплошной. Может, Ингвару присягу принесут, раз уж он в Берлоге теперь хозяин? А что мастер Лютер говорит? Он ведь из благородных, ему присягу приносить можно. А этот Захария, а? Неужто не спрашивал их сами? Ведь на его деньги тут живут, харчи подъедают из подвала "Бивня".
Или вот нежить, нападет зимой, или ей самой холодно? Гнум тот был, Торстен, могучий воин, а и тоже погиб в битве с нежитью. Да и Василь вон все от раны в боку отойти не может, перекручивает его, тоже ж от мертвяка какого-то получил привет. Не верить же, в самом деле, сказкам про вомпера, который обещал не насылать своих костяных слуг на людей?
Или вот Атаульф со своим цепным хаоситом и черным мэтром? Точно ли погибли все? Как-то аж не верится, да и эльф этот доверия не внушает, вон весь изувечен. Может, сам их прирезал, Рилтар-то этот? Ну да такого при нем лучше не высказывать, больно суровый.
Ну или вот снова про мастера Лютера, со всем уважением. Не свезло ему, конечно, всю свою "экспедицью" растерял, ну да бывает. Сам хоть цел, уже хорошо. Но вот сидят они там с эльфов этим подозрительным, с Захарией и с этим буяном в волчьей шкуре, Геором. Смотрят все в письмо какое-то, карту рисуют, обсуждают. Неужто по весне снова на юг? Снова что-то искать, шеей своей рисковать да погибать зазря? Может, нашли сокровище там, да унести все не успели, а тут зима пожаловала? Иначе откуда у сугатита камешки, а?

Судачат уморенные бездельем и припорошенные зимой люди. Повторяют истории Земли Духов, множат пересуды, куют из этих разговоров одну большую сказку. Про тайны, в которые и верить-то не хочется, слишком невероятные. Про смелость и малодушие. Про дружбу и предательство. Про честь и бесчестье. Про дороги, которые не каждому даются. Про тех, кто отправляется по этим дорогам, чтобы вернуться обратно другим или не вернуться вовсе.
Про тех, кто становится частью Земли Духов.

- Такое не найдем. Это раз. Если я словлю местуню поебень на ноги, на руки, это осложнит наше общее существование. Это два. На нашу компанию воды хоть в ванну лезь. Это три. Полагаю, что там, куда ушли наши, воды таки найдется, это четыре. На полуправду люди идут гораздо охотнее и не замечают подвоха, чем если речь идет об откровенной лжи. Так что тебе я бы советовал сделать то же самое, пока ты не оброс грибком и мхом, как наши старые знакомые. Это пять. У меня все.
Ричард потряс мокрым ботинком с обрезанной верхней частью мыска, явно демонстрируя, что это типа тоже аргумент.

Появление незнакомца сразу после пожара помешало дальнейшему разговору и на лицо Лютера легла тень недовольства, превратившаяся в заметную гримасу при произнесении слова "видение". Словно от того кислого, экзотического плода с желтой оболочкой, привезённого на корабле из дальних земель и стоивший немалых денег Фон Мирбахам.
Суеверия, подобные таким, вызывали у мага заметное и плохо скрываемое отвращение, ибо были они подобны кандалам для человеческого разума, и являлись теми кандалами, что раб успел полюбить и теперь боялся потерять. Боги, духи, пророчества и видения - все одно.

- Что же... - Лютер осторожно подбирал слова, говоря на норсийском, всеми силами стараясь сохранить дипломатичный и вежливый тон - Посланник Морицет, позволь спросить, как же именно вестница изменит мир? Что именно сказал тебе твой... - Лютер снова скривился, словно кислятины на зуб попробовал - Король?

Тело Альрика не гнулось, будто окоченело. Так не бывает с мертвецами, но с Альриком всегда все было не так, как с обычными людьми. Тащить его наружу было неудобно, будто статую. Тем не менее, когда все было готово к погребению, огонь занялся, и пламя принялось жадно пожирать дрова, подбираясь к мэтру. Наконец языки костра полностью скрыли его, забирая добычу. Пришлось сделать несколько шагов назад, жар стал нестерпим.

И вдруг из костра поднялась фигура покойника. Весь охваченный темным пламенем, лишь темные провалы глаз, руки воздеты к небу. И огненные щупальца-хлысты, длинные и угрожающие, корчащиеся от жара.
- Уже хотите избавиться от старого друга? - голос несомненно его, но какой-то громогласный, усиленный непонятно откуда взявшимся эхом. - Мне еще рано. Мои дела здесь только начинаются!

Что же, с самого начала было ясно, что это будет весьма и весьма неприятное, если не сказать дрянное путешествие. И если в цивилизованных землях имя Фон Мирбахов и звон золотых монет мог купить полную безопасность для жизни и груза, лучшую провизию и питье, а также лучшие комнаты в гостиницах и постоялых дворах, то чем дальше Лютер удалялся от столь приятной во всех отношениях цивилизации, то условия становились все хуже, люди грубее и невыносимее в своей неотесанности, а пища и питье - все отвратительнее.

Казалось бы, хуже уже и быть не могло - часть экспедиционного геологического оборудования было потеряно... Вернее, Лютер знал, что он было просто украдено и продано на сторону за бесценок нечистыми на руку караванщиками и охранниками, но без явных доказательств предъявить обвинений он не мог. К тому же, сами караванщики и наемники, что охраняли караван, были чернью в полном смысле этого слова - тупые не от необразованности, но от природы, смердящие дешевым трактирным пойлом, потом и боги знают чем еще, невнимательные, искренне игнорирующие недовольство Лютера и, как уже было высказано выше, вороватые и нечестные.
То, что Нойхафен оказался настоящей дырой, Фон Мирбаха уже никак не удивляла, он привык, зачерствел в своем постоянном недовольстве и уже плохо скрываемом раздражении и отвращении ко всему вокруг. Короткая остановка для пополнения запасов провизии, питья, сплетен и слухов и караван отправляется дальше, в сторону Берлоги, куда отправлялись уже несколько отрядов - Старик-рыцарь при целой армии прислуги, еще один рыцарь, но чахлый и с отрядом прислуги поменьше, зато с жутким лысым амбалом в полных латах в услужении. Трактирщик был весьма словоохотлив и богат на выразительные описания, для вчерашнего неграмотного крестьянина подающего тошнотворное пойло, что считалось здесь пивом. Но этих рассказов вполне хватило, чтобы заинтересовать Лютера и убедить его в том, что Берлога не так проста и явно достойна его внимания.

Через день пути случилось то, чего следовало ожидать. Из зарослей мрачного, туманного леса полетели стрелы. Изящное оперение на тонком древке стрелы, торчащей из глазницы капитана отряда наемников - Гуннара, сразу выдало засаду эльфов, чему Лютер совсем не обрадовался.
Тут же оказалось, что плата в 500 золотых за охрану была явно завышена - Лютер смог увернуться от нескольких стрел подряд, а вот десяток наемных мечей и такие же наемные караванщики - не смогли.
Проклиная все на свете, Лютер фон Мирбах отправляет несколько колб с гремучими зельями в утыканные стрелами повозки, в ближайшие заросли и они расцветают невыносимо жарким пламенем, что скрывает бегство Лютера.

Оторвавшись на весьма внушительное расстояние от разгорающегося пожара, пиромант оказался перед простой дилеммой - попытаться вернуться назад, проглотив свою гордость и амбиции, вернуться назад, к этим закостенелым дураками и идиотом, чтобы быть осмеянным, или же продолжить свое путешествие, рискуя погибнуть, чтобы все же найти то, что он ищет и утереть носы всей Академии?
Разумеется, Лютер не мог скомкать и выбросить свою честь и гордость, словно неудачный чертеж. Ногим практически сами несли его вглубь Земли Духов, пока Лютер время от времени сверялся с грубо нарисованной картой, приближаясь у Берлоге.

Так прошли еще сутки или двое, когда впереди показался недостроенный частокол, окружающий какую-то усадьбу. Имение находилось в плачевнейшем состоянием, напоминающем более руины, чем что-то обитаемое. Однако, впечатление было обманчивым - то тут, то там виднелись силуэты часовых, в окнах горел свет, освещавший развешенное на просушку стиранное тряпье... В целом, на лагерь бандитов это место походило мало, и это могло значить, что какой-то из рыцарей все же добился успеха и добрался сюда.
Понаблюдав некоторое время за творившемся в усадьбе, Лютер снова принял судьбоносное решение.
И вышел, не скрываясь, прямо к воротам, держа в руках зажженый факел.

Захария прибыл поздно ночью, шагая по лесу под мерзкой смесью снега и дождя. Пришлось поплутать, чтобы найти бывшую Берлогу, о которой продрогший и промокший сугатит знал лишь по рассказам. Однако, уже отчаявшись прибыть днем, чувствуя, как подступает лихорадка, Захария все-таки каким-то чудом оказался у недостроенного частокола, вдоль которого и вышел к воротам усадьбы. Там его и встретил часовой, уже готового сдаться, едва стоящего на ногах, со вскрывшейся раной на лице, проваливающегося в беспамятство. Последнее что запомнил - строгое лицо какого-то мужчины, который растирал горячее тело сугатита пахучей мазью, да еще одно обветренное лицо с черной повязкой на глазу, за плечом врачевателя.
- Будет жить, брат Иеремия?
- Всенепременно, сир Рудшталь, - отвечал лекарь. - Жар сильный, но оправится, телом крепок. Да и Сугат своих слуг оберегает, даже таких странных. На роду им написано не от болезней помирать.

Ингвар, Франческа и Василь тоже немного заплутали, даже вынуждены были заночевать в лесу. Непогода усилилась на следующий день, поэтому остаток пути до Щёнвальда дался тяжело, особенно для раненного Василя. Едва вы показались на пороге, уже в сумерках, в усадьбе поднялся небольшой переполох. Местные, оказывается, решили уже, что вы сгинули в Землях Духов. Сир Рудшталь, в накинутой на плечи шубой и при мече, явился к камину, где вы отогревали озябшие руки. Там сидели несколько местных (даже пара новых лиц), а также брат Иеремия (тут же принявший Василя и утащивший его в подземелье, на обработку ран). Вскорости появились горячее вино, оленина и хлеб. Заодно привели и Захарию, который еще был слаб, но уже пришел в себя.
- Вижу, стало вас меньше, - сдержанно проговорил Рудшталь. - Рассказывайте.

Место для ночлега нашлось само. Будто кто-то свил удобное гнездо, устеленное мягкой листвой поверх толстого мха, защищенное от непогоды сплетенными низко нависшими кронами деревьев.
Ночь выдалась ясная и теплая, однако не спалось. Сквозь ветви деревьев светили звезды, лес вокруг жил своей обычной лесной жизнью. Мимо пробежал лис, лишь на секунду задержавшись и принюхавшись к незнакомому запаху человека, захлопала темноте крыльями ночная птица.
А потом ты увидел его, идущего сквозь лес. Да и скорее не идущего, а плывущего по земле, будто ежесекундно вырастая из переплетения живых корней, поднимавшихся впереди и прятавшихся в землю сзади. Леший остановился, повернул голову в твою сторону, после чего продолжил путь, освещая лес вокруг себя колдовским огнем.

Конечно, Василь слышал истории о вампирах, что вели целые армии нежити на битвы с армиями людей, о кровопийцах, что обладали бессмертием и умением поднимать мёртвых... Но это всегда казалось какой-то страшилкой. А теперь один из них, этих чудовищ, вот так запросто разговаривал с ними, извинядся за нападение мертвецов, что стоило жизни смелому дварфу, рассказывал какие-то тонкости и особенности семейные... А Василь стоял, слушал, смотрел на Рунольфа, похожего теперь на побитую псину, на это высокомерное чудище, на северян, что разговаривают с этим мерзким порождением тьмы и становилось у него на душе гадко.
Почему они просто не поднимут оружие и не изрубят этого кровососа на куски, чтобы освободить школяра, почему просто стоят, разговаривают и смотрят на это зло, торгуются с ним? Разве можно так?
- Чому вы разговариваете с... С этим?! - Искренне не понимал и удивлялся кислевит - Он же убив Торстена, перетворив Рунольфа в... - Василь смотрел на товарищей широко раскрытыми глазами и буквально захлебывплся непониманием, то и дело замолкая, чтобы найти, подобрать слова - В послушную псину на повидку! Да як вы можете!?

Когда машина доехала небольшого костра, старик остался наблюдать издалека за разговорами, не очень любя и умея особо много говорить. Он бы с удовольствием помог Рахиль, но здесь уже успел второй их техник. Не то, чтобы Кри так сильно рвался что-то делать - минимизация совершенных усилий в условиях сухого воздуха и нехватки жизненно важных ресурсов стала основой его жизни еще с рождения. Поспешай медленно, ведь резкое движение вызывает перерасход кислорода, математически эффективным является замедленное дыхание, снижающее частоту сердцебиения и позволяющее выполнять работу с минимально возможным расходом глюкозы. Да, это требует чуть большего времени, однако абсолютный износ системы жизнеобеспечения в расчете на одного работника становится меньше при том же объеме работы.

Вот и сейчас, стоило Ричарду подскочить с тряпками, разводя суматоху, как cтарик скупыми движениями спрыгнул на песок, подошел к Портману, осматривая свежие пятна крови на ткани вокруг. Пары касаний к болезненным бугоркам в теле хватило, чтобы поставить диагноз.
- Дробь пробила кожу и подкожный жир, засев в мышце. Извлечь можно, однако в текущей ситуации с недостатком света риск задеть крупный сосуд выше, чем ущерб организму от возможного воспаления. Дробинки были стерилизованы температурой выстрела, гноя не будет. Кровь уже запеклась, дальнейшей кровопотери не будет. Нужно ждать до утра - подвел он краткий итог осмотра, озвучив свои выводы.
Такие мелочи, как "пациенту больно", Кри вообще не интересовали. Боль - твоя союзница, она говорит тебе, что ты еще жив.

Сделав пару шагов в сторону Рахиль, он остановился рядом, осматривая дроида. В словах механика был здравый смысл, на этой территории не умеющие оказать отпор действительно будут неконкурентоспособны. Значит, нужно осваивать новые навыки.
- Компаньон какого рода? - задал Кри уточняющий вопрос девочке - каковы твои вычислительные возможности, разрешение встроенной сенсорики, класс точности мелкой моторики, максимальное механическое усилие, поддерживаемые протоколы связи?

- О, Рунольф, что же ты наделал, - Франческа закрыла глаза, коснувшись бледного лица мага. Ей было больно видеть укусы от вампирских клыков. Но что она могла сделать? Если торопить события с ранами, то они бы не дошли. Приходилось выбирать и чем-то жертвовать, чтобы получить стабильность.

Когда северянка посмотрела на некроманта, то одновременно отметила его безупречную эльфийскую красоту и устыдилась, что назвала темного мага срамным словом. До этого она видела всего двоих. Рилтар вернулся едва живым, пряча лицо под шкурой. Вурон был необычен. И только Алендор оправдал сказания о народе леса.

Но что же он сказал? Зимний двор. Кажется, она где-то слышала это странное сочетание. Впрочем, это уже не важно.

Ярлица поднялась горестно, сжимая ладонь в кулак и шагнула к вампиру, но ни вопрос ни приветствие не сорвалось с губ.

И вот ты, один-одинешенек, бредешь по болоту, назад к проклятой башни. Нутро сжимается от плохих предчувствий. Руки немного трясутся: то ли от бессонной ночи, то ли от страха. Туман окутывает тебя, мягко ведет. Расступается перед тобой, едва ты достигаешь подножья башни.
Не помня себя, карабкаешься наверх. Веревку вроде оставили? Или ты сам ее подхватил в лагере? Или кто-то спустил ее тебе? Да нет же, если Йохель там, то должен был он как-то залезть наверх.
По спине скользит липкий холодный пот. Ступеньки. Один этаж, второй. Ноги идут, будто деревянные. Пытаешься чуть замедлить шаг, отсрочить неизбежное. Но не получается: какая-то сила тянет тебя наверх, обратно к кошмару.
Последний этаж. Сумеречный тронный зал. Останки чудовища на полу. На троне сидит Йохель. Не сразу понимаешь, что это не ветвистые рога у него выросли. Это он напялил на себя череп убитой твари, как шлем. Пришелся ровно впору, даже удивительно. Разве такая большая у монстра была голова? Руками Йохель вцепился в подлокотники, не двигается. Что-то неразборчиво бормочет себе под нос.

Рик поглядел на свою дубину, чем не рычаг? Но лучше если подобрать в дополнение какую-нибудь трубу. Навроде тех отломанных от криокапсул безделух, которыми отмахивались от уродцев. Будет жаль, если сломается это чудо враждебной техники.
- Жди тут, кхм. - Очень уместная фраза получилась. - Ладно. Я сейчас приведу помощь.
Эйр вылез из аварийной рубки и пробежался за ушедшим Бадром. Попутно привлеченный блеском на полу подхватил валяющийся без дела нож того двурукого урода. Кажется кто-то в суматохе пнул его ногой в сторону, а потом и вовсе про него забыли.
- Можно вытащить, я потом займусь, - поравнялся с Джабалем. - Но что дальше хер знает.

Догнав основную толпу на выходе к солнышку и увидев общую картину, Эйр приуныл куда сильнее. Открытое пустынное пространство огорчало его куда больше, чем что-либо еще. Потому что Рик мало какие места не любил так же, как пустыни. Забытые богом места созданные лишь с одной целью замучить живущих там насмерть. Рано и поздно, но обязательно. Эйр затецливо выругался, глядя на горизонт. Кажется его где-то крупно кинули.
- Боже, дай мне сил, - Ричи потер глаза и вернулся к насущным проблемам. - Эй, camarades, есть дело для пары крепких парней. Я покажу, кто идет - за мной. О, давай ты. И возьми свою трубу.
Эйр ткнул пальцем в крутящегося неподалеку парня с импровизированной дубинкой и поманил за собой. Парень не слишком большой был, так что пришлось по пути найти человека повыше ростом и пошире в плечах.

- Так, а мы влезем? Дай сюда свою палку. Я полезу первым, здоровяк следом. Ты, если влезешь.
Рик распределил обязанности и влез обратно в темную комнату.
- Робот. Жив? Отлично. Ставим это сюда. Ценные справки? Не, все херня. Чем тебя тут завалит? Нет, дверь не закроется. Сунь туда ногу если страшно.
- На счет три. Три!

- Держи, - сквозь слезы рассмеялся наёмник, протягивая глаз Захару.

Забарикадироваться в склепе от мертвых не было возможности. Взять их в клещи после выхода из ловушки не хватало людей. Возвышенности для удобной стрельбы не наблюдалось.

Опытный взгляд стратега Франческу не обманул. Охотнице хотелось разобраться с первопричиной, а войско мертвых само рассыпется, но обстоятельства были против этого хитрого шага. Однако, они вышли из окружения, а это был успех. Маленький, зато важный и ощутимый.

Мертвые наседали. Рядом свистели стрелы. Ничего не оставалось, как принять сражение.

- Надо снести фланги! - указала Франческа, убирая короткий лук в заметно поредевший колчан для стрел.

Браться первым делом за щитовиков не было смысла, а пока они взберутся на холм, то появится время для маневра. Как учил Ингвар, вначале выйди из западни, а потом контратакуй по флангам или в тылы, но для последнего не было возможности.

В губительных огнях призрачного ветра сверкнул покрытый сложным узором клинок.

- Вы направо! Мы налево!

В действительно серьезных ситуациях Франческа не хотела упускать из вида Ингвара. Она не выдерживала психологического напряжения, когда он где-то далеко на поле брани, так как боялась не успеть с подмогой.

Дядька был далеко. Она не поспевала за ним и Геором. Стрелять, пятясь на ходу, было нелегко, чтоб не споткнуться о случайную ветку, камень или могильную плиту. Недолго раздумывая, Франческа первой бросилась на скелетов.

Пригород, каждый представляет это слово по своему, но для #541 оно означало дом. Типичная "одноэтажная Америка" которая даже по просшествии большого количества времени осталась прежней, хотя все же мир подвергся глобализации.
Стали не востребованны почтальоны, молочники, дворник. Бумажные газеты сейчас читают только застрявшие в прошлом, ибо сейчас есть Глобалнет, где любая информация тут же появляется на сотнях а то и тысячах информационных ресурсов. А молоко, это скорее вода с порошками делающими её похожей на молоко, но не смотря на общую глобализацию молочников и дворников никто не собирался убирать, их просто заменили ботами. И если в каких нибудь корпорациях или в секторе для богачей обычно убирались боты с гуманоидной структурой, то в среднем классе в основном были стандартные "коммунальные" боты. И вот эти самые боты до истерики пугали малолетнего #541, стоило увидеть ему бота-уборщика или молочника. За основу физиологии роботов использовалась мышечно-скелетная структура собак, только собака эта была раза в два больше кавказского маламута, что само по себе внушало, а уж добавить к этому хобот пылесоса-листодува, ручные манипуляторы из туловища между двумя парами "лап" для подобра мусора, контейнер для трамбования мусора, и абсолютно немигающий взгляд сенсоров.
Наверное именно последенее и пугало 541 больше всего, этот взгляд смотрящий тебе прямо в душу и как будто пытающийся её высосать из тебя. Иногда он просыпался от кошмаров с этими глазами.
Родители обращались к психологу с данной проблемой, но кроме "живого воображения" другого ответа не было.

- А то! - от души согласился с девушкой коренастый южанин, - Туда где я обычно брожу, веселье как факел, носи с собой!

Геор хотел было хлопнуть Франческу по плечу по привычке(иной бывало падал от такого легкого похлопывания), но вовремя остановился сделав вид что у него зачесалась вдруг борода. Наконец, как следует разгладив усы и стряхнув большую часть пыли воин сказал так:
- Это мой посох, стар уже стал я - опираюсь когда спина болит, - да и рассмеялся сам собственной шутке прежде чем продолжить неспешно, - но пожалуй ты права, на оружие моя дубина походит едва ли. Ветка - подходящие имя.

- Твой же клинок я от сюда вижу - не прост, покажешь? - Мечеломатель оперся двумя руками на "Ветку" словно и действительно был в руках у него посох. С интересом поглядывая на ножны клинка едва выглядывающие из под пошедшего складками плаща. На более яркий и таинственный посох он почти не обращал внимания, то ли узнав вещицу, то ли совершенно не интересуясь ничем магическим.

- Да? Не замечал, - Йохель искренне удивился, вспоминая, когда же он был трусом, - При случае подарю тебе каску и покрашу ее в белый цвет.

Девочка-фералкинша поселилась рядом. Как выяснилось, она неплохо чувствовала себя в лесах и была приспособлена для дикой жизни, кажется, не меньше, чем бывший партизан. Возможно… даже и больше. И она стала для Амади настоящим открытием, ведь в его знаниях как раз был большой пробел по части партизанской войны в условиях средневековья. А Регина и с копьём могла на волка выйти, и из лука стреляла, свесившись вниз головой… и при этом была способна изготовить новый комплект оружия, имея под рукой просто обычный нож. Обычный нож. То, что было у каждого. То, движение чего, практически невозможно отследить.
Сильное тело Амади схватывало всё буквально на лету, закрепляя свежие навыки. Удары ножом, удары копьём, метание дубины, стрельба из лука. Он всё чаще стал сбегать из дома. Ведь всем было плевать, где носится уродка, кроме мамы. Были ещё брат с сестрой, однако, с ними было не так интересно, как с Региной. А Регине явно нравилось внимание. Либо же она целенаправленно сближалась с дворянкой? Никто не говорил с Амади на такие темы раньше, потому, лишних идей никто не подкидывал. Так или иначе, за этот год тело Касиморы стало ещё более сильным и гибким…
А под конец года случилось кое-что особенное. Младшему брату исполнилось пять, и этот враг свободного народа, который был отцом Касиморы, устроил детям проверку на магию. Касимору-Амади он проверять не хотел, но мама настояла и он решил «А почему нет? Деньги-то уплачены». Амади понял, что у него есть магия, просто когда увидел, как бодренько катаются костяные шарики по полу, подчиняясь лёгкому движению его руки, словно торопясь успеть за ней. Однако реакция окружающих…
- Перепроверь, - сказал побледневший отец.
И маг перепроверил. И потом ещё раз перепроверил. И снова. Это был словно какой-то бредовый сон. Маг с квадратными глазами заставляет Амади делать одни и те же действия. Отец подходит и, садясь на корточки, начинает как-то механически гладить Касимору по волосам. А мама смеётся. Смех становится всё громче и громче. Это не весёлый смех. Не радостный. Это тот самый высокий заливистый смех, в котором злого больше, ем доброго. Это страшный пугающий смех. Ненормальный. Психованный. Не предвещающий ничего хорошего… никому.
Амади. Был. Богоподобным магом.
Сразу после этого отношение папы к Касиморе и её маме изменилось. Он стал очень милый. До отвратительности милым. Заискивающим. Сразу же позвал лучшего из возможных. Зачем-то подарил ей много разных платьев… и, словно этого было мало, к ней в гости завалился какой-то тип, похожий на мусульманского радикала из северных стран. Козлиная бородка, неместная одежда, четыре наложницы… и отвратительное по своей природе предложение. Он пришёл свататься. Причём, прежде чем Амади успел что-либо ответить маг… нагло провёл рукой Касиморе по лицу. Что это? Зачем он это сделал? Амади смог понять только после того, как увидел себя в зеркале. Маг убрал тот кусок уродства, что был на лице. Не там, под одеждой, на теле. Но на лице. Лицо Касиморы перестало быть отвратительным. Амади настолько привык к уродству, что ошарашено застыл.
- Каких бы учителей тебе не нашёл папа, - сказал маг по имени Воландеморт, положив руку Касиморе на плечо. – Никто не сможет тебя научить тому, что умею я. Кроме меня. Дорогая, они научат тебя быть подобной богам, а вот я могу научить тебя быть богом.
Отец был против, а мама – за. Амади даже не понял, как разгорелся тот конфликт. Просто он разгорелся, а никто не заметил начала. Казалось бы, секунд тридцать назад всё было нормально, а вот сейчас мама вцепилась в лицо папе и пытается стянуть с него кожу. Это не просто попытка расцарапать. Она старательно надрывала кожу, тянула вниз. Рычала… мама была похожа на дикого зверя. На демона. Кровь демонкина… у них в роду, действительно, были демоны? И слуги стояли на месте, не зная, вмешиваться или нет. Все боялись гнева госпожи. Наверное, папа умер бы, коли тот маг не вмешался. Он лёгким движением руки отбросил маму куда-то на диван, одной рукой поднял на уровень груди раненного мужчину с окровавленным лицом, и ушёл прочь.
В этом доме теперь правила мама… рогатая. Злая. Жестокая… и теперь её никто не мог остановить.

ссылка

Зеленый туман забирался в уши, заставлял глаза слезиться, а горло першить, как бы Франческа не закрывалась от проклятого касания магии. Она хватала ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Краем глаза девушка заметила, как рядом на колени упал Васил. Его голос изменился. В нем сквозила боль утраты.

Одурманенные зеленые глаза бездумно шарили около древа. Разум до последнего шептал не сдаваться. Борись... Борись же!

Но магия была сильнее обычного человека.

Шатнувшись в сторону, Франческа в последний раз вздохнула обжигающий едкий дым.

***
Мир преобразился. Это был знакомый деревянный чертог с резьбой по колоннам и ребрам крыши. Зеленый стяг с головой волка трепал прорывающийся в отворенную дверь сквозняк. Край полотна заляпало бурое пятно - это из оскаленной пасти волка капала кровь.

На полу лежали изрубленные люди. Чужие лица приобретали знакомый облик. В одном из мужчин Франческа узнала отца. Она любила его больше остальных.

Могильный холод сковал сердце при виде Хогарта, мурашками прокатившись по телу. Старое воспоминание отдавалось свежей болью, точно заново разрезаешь заживший рубец.

В первые секунды не верилось, что отец мертв. Франческа даже не дышала. Разум помутился. Тошнило. В горле встал ком. Мир поплыл. Взгляд забегал от одного тела к другому, пытаясь найти опору.

Но рядом лежали мать и братья.

Чуть поодаль Ингвар.

Нет. Нет-нет-нет. Не хотелось верить в увиденное. Только не это. Только не они.

Франческа шагнула назад, испуганная и обозленная увиденным. До последнего не верилось, что самые дорогие люди могли погибнуть. Злость смешивалась с ненавистью и страхом. В безумном водовороте чувств было не разобрать, какие бесы одолевают девушку.

Одинокой фигурой стояла охотница посреди побоища. Взгляд скользнул на окровавленный клинок, а следом на раны, что остались на телах. Страшное осознание обрушилось лавиной, сметая остатки человеческого облика.

- Я их убила... - удивление скользнуло в голосе. Сомнения подтачивали червячком, ведь она помнила, что не способна на подобную жестокость.

Любила ли? Любовь? А что такое любовь?

Взгляд злой и гневный вернулся к лицу отца. В зеленых глазах что-то изменилось. Франческа ненавидела Хогарта. Она взглянула на пронзенную грудь отца. Красивые губы изогнулись в отвращении. Старик не обращал на нее внимания, а ведь она была его дочерью. Он дарил любовь только сыновьям. И матери, а ведь она моложе и красивее. Давно пора было выцарапать старухе глаза. Тварь, родная мать с ней соперничала, превращая жизнь в ад. Франческа радовалась взирая на месиво, в которое превратила женщину, что подарила ей жизнь. А маленькие ублюдки, которые над ней шутили и издевались? Теперь их отрубленные руки жрет Айна. Они уже никогда над ней не пошутят.

Взгляд коснулся Ингвара и застыл. Шум в голове будил внутри чудовище, выпуская наружу хорошо сдерживаемую агрессию. Голоса нашептывали страшные и коварные идеи, а охотница не спешила их заглушать. Ее красивое лицо исказила гримаса жестокости и злобы, придав лицу демонические черты. Но что-то в образе старого викинга останавливало северянку. Она занесла меч, чтобы отрубить ему голову, лишь бы остекленевшие глаза прекратили осуждать ее за то, во что она превратилась. Глупец, он пытался остановить ее от захвата власти!

В последний момент клинок лесных духов, который она не заслужила по праву, застыл в воздухе. Ведьмовские глаза туманили слезы горечи, словно вместе с влагой проклятые капли выходят и оборачиваются ядовитыми змеями.

Франческа вздохнула, неуверенно и медленно опустив клинок, так и не совершивший последний удар, и в страхе бросилась бежать прочь из залы, гонимая ужасом перед судом старейшин.

Смотрит по сторонам Василь, видит родные улочки, хаты, да не узнает дом свой.
Черны от гари и копоти некогда белые стены жилищ, горят соломенные крыши, горят сады.
Забивает ноздри дым пожара, перехватывает дыхание, йокает сердце. Как же так? Неужто Василь просто зря терял время, пока его родину разоряли, когда разрушение пришло в его родной хутор?
- Ш-шукав, мамо... - Отвечает призраку кислевит разом поникшим, дрожащим голосом. Выветрилась разом злость от встречи... С кем? Бежит слеза по щеке, падают наземь сабли окровавленные... В чьей они крови? Василь уже и не помнил, словно что-то застилало разум туманом и прятало от него его же недавние воспоминания и теперь перед ним было лишь разорение и смерть, лишь терзающий душу призрак матери.
Следом за сталью оружия падает на колени и сам рубака-казак. Разом сломленный, на себя не похожий, закрывает мозолистыми ладонями лицо, заходится рыданиями. Не сдерживаясь, не стыдясь.
- Вибач, мамо... -Вибач, винен, не встиг я! - Выкрикивает вдруг, но крик тут же тонет в причитаниях неразборчивых - Винен, не встиг. Винен мамо...

- Руби свиней крысомордых! Бей паскуд! - ярился, несмотря на полученные раны, Ингвар.

Старый вояка целиком погрузился в азарт боя: как будто и не было за плечами десятков прожитых лет, не было гибели ярла Хогарта Мудрого от рук предателя Триггви, не пал в бою с южанами Бьёрн, сын Ингвара, не было боли, не было страха. Был только бой и рожи поганных скавенов, возомнивших что могут противостоять силе Севера!


- А-а-а-а-р! - выдохнул викинг, опуская секиру на башку крысолюда.

- На тех что уже мной названы! До первой крови мы сражаемся, а дальше нет. - спокойно и громко произнес Рунольф, после чего отстегнул плащ набросив его на свой посох и несколько перьев со странной накидки унесло внезапным порывом ветра.

Маг выглядел сосредоточенным и достаточно разозленным. Йохан на его взгляд столь давно не получал сдачи за свое хамство, что совсем не замечал когда и кого походя оскорбил(не удивительно было видеть тень изумления пробежавшую по его лицу). Нужно было уже открыть ему глаза, впрочем это была не единственная причина поединка. Второй была необходимость утереть нос этому высокомерному эльфу, хоть чародей и не подавал виду, но его все таки задело отношение Вурона к человечеству. За его словами стояли мысли мрачные и противные самой сути того во что верил Рунольф. Все чего достигли люди своим прогрессом это грязь? Глупость. Понимание сути мироздания - варварство? Чушь. Лучше отбросив цивилизацию вернуться назад в природу, есть червей и биться головой об аутентичные скалы? Трусость.

Казалось странно вызывать на поединок наемника чтобы проучить эльфа. Но только на первый взгляд. Сражаясь с эльфом Рунольф лишь подтвердил бы мнимое варварство людей, не способных удержать себя в руках. Даже победив, меншраец бы в итоге проиграл. Но сейчас все иначе. Эльфу будет над чем подумать при любом исходе поединка. Если конечно у него хватает соображения в задубевших мозгах.

Размышляя подобным образом маг вытащил клинок сверкнувший древними норсийскими рунами, не волшебными, всего лишь памятными знаками создавшего это оружие кузнеца около двух столетий назад.

Йохель все также шел с улыбкой на губах, периодически оглядываясь по сторонам, готовый в любой момент подсечь Захария по ногам, но никак не выдавалось случая: то лужи не было рядом, то дерьма коровьего, то опасности. Страннику везло.
Заметив, что Ингвар с псиной замедлились, наёмник втянул воздух в себя и сделав вид, что поправляет перевязь с ножами, посмотрел по сторонам.

Карта от Зверобоя.

- Супгут тебя дери, он его закодировал! Ну-ка, Захар, отвечай! Помнишь ли ты, как занял у меня двадцать монет перед тем, как мы вышли из города?! - "Левый" и "Правый" скользнули в руки Йохеля.

А чародей молчал попыхивая буковой трубкой и погруженный больше в свои мысли чем в яростную беседу(не подумайте ничего лишнего, но любая беседа становиться яростной если в ней участвует дварф вроде Торстена). На столе перед ним лежал полу разобранный пистоль кислевита, Васил вроде его имя? Владельца этих древних раритетов пришлось ещё по упрашивать, прежде чем казак доверил свое оружие почти незнакомцу.

Но обстоятельства сложились удачно: боек у одного из пистолей стал сильно заедать, делая осечку почти на каждом втором выстреле, а Рунольф успел блеснуть своим пониманием механики, когда практически из гнилого мусора и ржавой цепи соорудил отличный подъемник на свежевырытый колодец. Теперь одно ведро уравновешивало другое и прилгать усилия для вытаскивания из под земли живительной жидкости - почти не требовалось, даже ребенок смог бы перекинуть дубовый рычаг в нужное положение, выдернуть стопор и вода сама, под действием неумолимой силы тяжести поднималась из глубины к верху. Самое сложное во всем этом деле, было объяснить работникам сира Рудшталья(неплохой он все же старикан) что верхнее ведро всегда должно быть наполнено водой. И так, старый пистоль, чудом переживший века - удовлетворял любопытство серого мага(взводную пружину он уже поменял на одну из запасных от своего сундука), когда тот кого он, по одним только слухам(тяжелый вздох), принял за своего блудного учителя, решил разворошить спокойствие осеннего вечера.

Рунольф иногда размышлял об здешних людях затевавших пляски со смертью, жить на границах обжитых земель - это всегда вынужденный риск. А местные по доброй воле совались в пекло. Что их толкало на столь изощренное самоубийство? Вот и отряд авантюристов, иначе и не скажешь, собирался видимо приступом взять сокровища неизведанных и значит по определению опасных земель. А он маг, не знал чем теперь ему заняться. Корабли в такое опасное место ходят редко и скорее всего с наступлением холодов рейсы совсем прекратятся. Рунольфу доподлинно было известно что сейчас в гавани не осталось ни одного корабля, тот что его привез в Земли духов был единственным и он тут же уплыл обратно. Возможно до морозов успеет прибыть ещё несколько судов, но уж точно они не станут рисковать выходить в обратный путь, прямо в лапы к южным зимним штормам. Ему придется ждать весны и так не стоит ли ... маг оборвал свои мысли снова занявшись пистолем. Нужно будет сегодня же вернуть его Василу, иначе глупой ссоры не избежать.

Маг молчал, время от времени бросая оценивающие взгляды на окружающих его людей и не совсем людей. Его трубка чуть светилась в полутемной зале освещённой лишь пламенем камина.

Ох, дорога-дороженька. Скольких сгубила ты, скольких сломила и заставила развернуться? Не балуешь ты даже опытных путников, насылая трудности и ненастья. Не ждал милости твоей и Васил, но трудностей ему было уготовано гораздо больше, чем обычным странникам и скитальцам.
То и дело задумывался лихой рубака, как же дела в родных местах, не сгубила, не сожрала ли Лоза земли Кислева, родимые и любимые? Но не было ответов у него. Некого спросить, бесмысленно слать почтовых птиц. Ведь сегодня ты здесь, а завтра, может, и за сотни верст будешь. Ох горе-кручина неизвестности. Томился от нее Васил.

Но бывает судьба и благосклонна. Навела на людей, что шли в место, что Берлогой звалось. Именно там, по слухам, были те, что могли дать Василу зелье целебное от недуга страшного.
Рунольф-волшебник, с которым нашелся более-мене общий язык и пара тех людей, что очень уж походили на тех налетчиков, от которых страдал и его, Васила, хутор и все окрестные, когда кислевит был еще совсем мальцом, конечно не тянули на большой караван, но это совсем не отпугнуло воина. Васил ведь не дурак, чтобы отступать, когда возможное спасение державы совсем близко, только руку протяни.

Но Берлога встретила жестоко. Сгинул тот, что искал исцеление до Васила, лекарств в Берлоге нет... И в пору бы уходить прочь, понуро голову повесив. Возвращаться домой, неся плохую весть. Подвел, мол, я и тебя, царь-батюшка, и весь родной Кислев. Вели казнить, вели голову мою буйную с плеч снимать, все равно не мил теперь белый свет.
Но нет, нет и нет! Не тот человек Васил, что отступят просто потому, что до него потерпели неудачу. Не нашлт другие, так найдет он сам. Не бывать другому!

Основывался первое время кислевит, людей смотрел, знакомился, слушал рассказы их. А рассказывали многое. Что предшественник Васила в поиске лекарства не просто сгинул, а погиб от рук предателя, убит собственным, и как казалось, самым верным соратником. Подло принесен в жертву темным богам тем, что называл себя Тектом, на древнем алтаре. И, будто, предатель мерзкий за это был демонами вознагражден и начал превращаться в нечто ужасное.
И ведь не поверил бы Васил и половине этих россказней, но страшные раны Рилтара-эльфа и дварфа Торстена говорили сами за себя. Бились они с кем-то очень сильным... Значит, правда их рассказ, значит убили они существо подлое, что пряталось под личиной этого Текта.

Но не только наблюдал и слушал Васил. Кислевит умел и себя показать - работал наравне со всеми, рубил деревья, колол дрова, что-то мастерил и ремонтировал. Вкопал во дворике толстый столб, что каждый день сек саблями, будто бы в пляске какой-то.
А вечерами, когда люд местный отдыхал заслуженно в тепле - Васил доставал из вещей свою старую мандолину и играл старые кислевитские песни. А иногда и что-то иноземное, напевая на удивление чисто и певуче, радуя народ вокруг, а сам, будто бы, душою на родину возвращаясь.
Вот и сейчас возвращался кислевит в зал с инструментом, да разговорился с девкой одной. Да не бахвалился попусту, не пытался мужество свое словесами пышными описать, нет.
- ...И начинку в эти кружочки кладешь с пучку. Потом кружочек вокруг начиночки этой и защипываешь. - Говорил важно, что-то рукой свободной показывая. Словно почтенный мудрец, что посвящает неразумного юнца в глубокие тайны - И как налепишь с пару десятков - в кипяток и кидаешь. Це вареники и есть... - Заключил, важно и назидательно подняв указательный палец к потолку. Помолчал чуть-чуть, а потом выдал мечтательно - Эх, и со сметанкою их.

...Парящая над озером скопа, ловя потоки воздуха могучими крыльями, высматривает добычу. Водная гладь как зеркало: ровная, прозрачная, отражает плывущие по небу облака и сам силуэт охотнка на их фоне, слепит солнечными зайчиками предзакатного солнца, предательски выдает рыбу, поднявшуюся к поверхности. Птица ловит потоки воздуха, легко седлает их, оставаясь в ленивом уверенном полете.
С высоты своего полета она видит берег озера, опушку леса, силуэт башни. Там копошение двуногих. Пришли четверо. О чем-то громко кричали и гремели железом внутри. Появились еще, много, вышли из леса с другой стороны. Не спешили, рокотали чем-то глухо - бамм-бамм, бамм-бамм, - топотали по земле. Выбежал из башни один, спотыкаясь и оглядываясь, побежал в противоположную сторону. Прекратились крики, звон железа и рыки из башни. Те, что пришли из леса, замычали, побежали. Перед самым их носом из башни выскочил еще один, вприпрыжку помчался к лесу. За ним кинулись трое из толпы, остальные в башню. Скрылись в лесу первый, второй, трое преследователей. Рев, полный боли и разочарования из башни, стук оружия о камень, слепая ярость. Из башни выходят, выносят что-то круглое. Голову. Насаживают на кол. Разводят костры вокруг, в сгущающейся тьме. Рокочет барабан. Возвращаются из леса трое преследователей. Все толпятся вокруг центрального костра. Одна фигура делает резкое движение - отлетает рогатая голова у второй. Тело раскладывают на земле, распинают. К обезглавленному туловищу прилаживают грубо новую голову, вынесенную и башни.
...Сгущаются сумерки. Лишь силуэты прыгающих вокруг костров рогатых, лишь пляска огней, лишь рокот барабана и блеянья-завыванья. Скопа закладывает левое крыло, снижается в крутой спирали, спешит в скрытое камышами гнездо. В последнем отблеске костра замечает, что тело с новой головой дрогнуло, выгнулось. Птица скопа не знает, что это значит. Ей нет дела.

- Держись, дварф! - доносится от дверей и эльф бросается в атаку.

Не выдержал следопыт. Пошел смотреть что хуман в башне устроил.. Увидел и алтарь и рыцаря зарезанного и всё понял.

- Я... - Выдавил, словно бы латы стали ему тесными, Тект - Сделаю...
Задрожал воин, но не так, как от холода дрожат. Дергано, судорожно, словно бы через него электрический ток неровными порциями пропускают, а Тект беззвучно терпит это, стиснув зубы. Развернулся, размазав открытой ладонью собственную кровь по камню шершавому алтаря, наружу двинулся, шумно вытягивая ноздрями воздух.
Предназначение было открыто ему. Цель всего этого пути.
Битвы, крошечные жертвы богам, казавшиеся оскорбительно малыми, возня с чернью и нелюдями - все это было пылью под ногами в сравнении с тем великим, что ожидало Текста впереди.

Атаульф все также был здесь. Кажется, с ним приключился очередной приступ - он торопливо прячет очередной платок, на измученном лице выступила испарина. Вопрошающий взгляд направлен прямо Текту в лицо.
Атаульф хочет что-то спросить.
Атаульф не ожидает, что пудовый кулак его верного цепного пса, всегда послушного и безропотно подчиняющегося, обрушится прямо на его лицо.
Хрустит ломаемый нос, трещит разбитая челюсть, лопается кожа на подбородке.
- Предназначение, господин! - Торжественно возвещает обезумевший Тект, подхватывая упавшего рыцаря за латный воротник - Время пришло! Боги голодны!

Звенит и грохочет доспех Атаульфа на ступенях. Стены святилища словно бы дрожат от потустороннего гула. Они ждут, они трясутся в нетерпении.
- Истинная цель так близко! - Продолжает вещать хаосит, без особых церемоний ставя на преданного господина на колени перед алтарем. Срывает с него шлем и подшлемник - Горе нам, слепым глупцам, что не увидели ее раньше!
Блестит в вязком воздухе лезвие фальшиона. Кажется, полубессознательный рыцарь совсем не понимает, что происходит. Но это уже совсем не важно.

Лёгкое движение, хрип Атаульфа. Целый фонтан крови из перерещанного горла льется на старый камень алтаря, заливает доспехи умирающего рыцаря, капает на сапоги Текта. Но латника это ничуть не беспокоит.
Тект торжествующе хохочет. Тект доволен, Тект счастлив. Словно слуга, достойно послуживший своим господам и заслуживший почести и всяческие похвалы.
О да, так и есть. Скрип, треск камня наполняет комнату, когда Тект отшатывается от алтаря.
Счастливый, пусть и безумный смех резко сменяется воплями невыносимой боли. Крики агонии и словно бы тысячекратно усиленный хрип из сотен перерезанных глоток сплетаются в какую-то ужасную песнь.
- Да! Спасибо! Да! - Пересиливая себя, выкрикивает сквозь жуткую боль, корчащийся на полу святыни Тект. Он чувствует, как сталь доспехов прирастает к его плоти, вгрызается в неё тысячами игл. Чувствует, как заостряются зубы, становясь клыками, как кожа на голове вот-вот порвется под напором быстро растущих рогов.
Боги избрали его, скромного Текта, для особого служения. Как в древних легендах.
Тект избран. Тект счастлив.

      Кричать: "Ну я же говорила!" - было бесполезно, но всё равно очень хотелось. Скелеты ожили. Что ж, это было только пятым номером в списке возможных эффектов. Но, конечно, вполне логично, что реакция вызвала именно этот вариант, ведь все эти реагенты и записи относились к некромантии. Особой некромантии, связанной с драконами. А у этих стражей подземелья вид вполне себе соответствующий. Вполне возможно, что в первый раз культисты хотели воспользоваться данным способом при поднятии нежити. Как там говорилось в записке? "Добавь синий порошок в котёл" и "Эффект будет мгновенный..."?
      Как бы то ни было, настало время упокоить тварей во второй раз. Селина развеяла защитную руну и быстрыми движениями скроила из нитей Плетения аспект мороза. Волшебница уже привычно вытянула правую руку вперёд и указала на нежить. Очередной луч энергии холода сорвался с пальцев Сэл и направился в сторону ближайшего скелета.

- Убей медведя, гном. - Бросил в ответ через плечо Тект, продолжая наблюдать за окрестностями - Или хотя бы парочку бандитов. Тогда, может, счёт и сравняется.

- Грязь, наконец-то грязь, - похрюкивая от восторга, повторял Асеир. С невыразимым наслаждением он размазывал болотную жижу по лицу и телу, превращая и без того серую кожу в сплошной маскирующий слой. Пальцами он ловко рисовал на своем лице ритуальные узоры, проводя линии, выражавшие ярость и презрение к врагу на щеках, лбу и подбородке. Глядя, как неловко прыгает по кочкам Вил, он только смеялся над белоручкой-полуросликом:
- Эх ты, торгаш, - обнажал он клыки в веселом оскале, - да такого попугая за версту видно в этой зелено-бурой местности. Вот смотри, как я делаю, и учись, - наставлял он, вплетая тонкие стебли травы в свои волосы, - теперь мне никакие гоблины не страшны! Наследие Груумша бушевало в его крови, и он бросал по сторонам пронзительные взгляды, горячо надеясь на яростный бой с врагом вот прямо тут и прямо сейчас. Но никого не было видно, и постепенно возбуждение спало.
- А знаете, - тоскливо добавил он час спустя, устав от бесполезной прогулки, - вам не кажется, что нас обдурили? Эта тропа была натоптана так хорошо, потому что по ней прошлись в обе стороны! Гоблины специально оставили ложный след, а сами прошли другой дорогой, а мы, как последние дураки, вместо того, чтобы тщательно обследовать место и поискать настоящие следы, ломанулись в первом попавшемся направлении, как неопытные щенки! Вот их арьегард посмеялся, глядя на нас из кустов, - с рычанием закончил он.

Вил при этом подверг сомнениям мнение полуорка. Изучив местность, он обнаружил следы гоблинов и их пленников, определив в какую сторону они направились дальше. Более того, он обнаружил, что вместе с гоблинами и их пленниками шло существо большего размера. Судя по отпечаткам, это существо больше человека, но не такое большое как огр.
Пройдя по болоту всего около часа, друзья доходят до конца следа. Они приходят к устью пещеры в склоне холма, спускающегося в болото. Кусты и низкая растительность позволили друзьям остаться незамеченными.
У входа друзья видят гоблина, говорящего на Общем с кем-то размером с человека, закутанным в плащ и скрывающим лицо. Голос у него мужской и звучит как человеческий.
- Вернулась только одна группа. Они привели пленников. Скоро вернутся другие. Больше людей змеиных монет не нашли. - проговорил гоблин на ломаном общем.
- Отлично. Скажи Горрунку, что мы заплатим много монет и дадим много подарков за найденные драконьи артефакты. Убивайте всех людей, которых найдёте возле дома. - ответил человек, кивая собеседнику. Гоблин кивает в ответ и входит в пещеру, а фигура в плаще что-то произносит и исчезает. Больше у входа в пещеру никого нет, хотя иногда изнутри доносится визг гоблинов и крики людей.
Вход не освещён, но солнце достаточно освещает 10-футовый в ширину проход, чтобы видно было, что он идёт 25 футов и поворачивает на юг. По коридору рассыпаны груды камней, достаточно большие, чтобы за ними можно было спрятаться.

Плей с прищуром посмотрел на сову, севшую рядом с ним, потом на Селину.

- А я что? Я ж это.. ну.. на свирельке сыграть могу вам.. - сделав небольшую паузу, и оценив обстановку, он вздохнул и поплёлся к трону, бурча себе под нос, - Собрались, тоже мне.. У одной холёные, у других мозолистые.. Если мои нежные пальчики оторвет нахрен, мне как на жизнь прикажете зарабатывать, а?? - делано причитая, Плейн присел у трона.

- Так... это... ага, кажется здесь, и... наверно... ммм, нет, лучше... а, вроде вот!..

День восьмой.
Мы в Берлоге. Или в Щёнвальде. Да, в Щёнвальде, так лучше.
В этой богами проклятой Земле Духов все становится с ног на голову. Я много путешествовал, но такой череды странных происшествий со мной не случалось.
По-порядку.
Кажется, у Толстого Роба в группе случился небольшой бунт. Видимо, он уменьшил банду пуще прежнего, и вывел наверх другого бандита. Это мелочи.
Самое интересное началось, когда мы оказались в подвале. Бандиты взяли живьем целую экспедицию (очень подозрительно. Вечером я спрошу Рудшталя, как такое вышло, а детали уточню у пленных бандитов. Совпадут ли они?). Рудшталь - ее глава. Сир Рудшталь, законный хозяин Щёнвальда/Берлоги, вступивший в права владения, по его словам, четыре года назад. Чушь? Полная. Но говорит он чертовски складно, и явно благородных кровей. Я не знаю его герба, но отличать чернь от дворян умею отлично. Если он обманщик, то обманщику такого уровня странно было бы оказаться тут. Я верю в то, что он просто дубоголовый идиот сумасшедший старой закалки. Это было бы лучшим вариантом. Очень надеюсь, что я прав.
Сейчас общая ситуация такова: мы освободили Рудшталя и его людей, и поместьем будут заниматься они. Мы же будем снимать сливки - ночевать в тепле, пользоваться услугами его лекаря (и он хорош, чего я не скажу о дружинниках)... И беспокоиться, где же среди всего этого сказочного везения таится подвох. Его не может не быть.
PS: Мэтр тяжело ранен, но жив. Он остается в поместье на попечении лекаря. Может, так даже лучше - не придется таскать старого зануду с собой. Когда придет в сознание - расскажет, что делать дальше.
PSS: Не может же все это быть планом проклятого колдуна?????

    Вил проснулся в прекрасном расположении духа, как следует умылся и тщательно вычистил свою одежду. Внешний вид - половина успеха, как он всегда говаривал, люди намного легче идут на сделки, если расположить их к себе солидностью и опрятностью.
    Для поддержания цветущего внешнего вида он спустился в зал, дабы как следует подкрепиться, ведь любой полурослик знает, что именно первые два завтрака в день являются залогом здоровья. А где сила и крепость организма, там и неотразимая привлекательность.

    Но именно там его поджидала первая неприятность. Коварный удар пришел, откуда он не ожидал - от тетушки Фреоны, да еще пришелся в самое уязвимое место - прямо по кошельку.
    - Золотой? - вскричал пораженный Вил, - целый золотой за один день? То есть, я должен платить вам, дражайшая родственница, только за то, чтобы спать под вашим кровом на голых досках, терпеть шум и гам, царящие здесь, откармливать своей кровью тучные стада ваших клопов, и все это, по-вашему, стоит денег? Вы, верно, решили открыть торговлю клоповым мясом, раз разводите их в таких количествах, но берегитесь - они съедят вас раньше! Я хотел по-родственному скрасить ваш быт, развлекать и охранять вас, беречь ваше здоровье и по мере сил способствовать процветанию нашего достославного рода, твердо стоящего на земле Флана самыми ухоженными ногами, какие только есть во всех королевствах. И что? Вместо благодарности я слышу подобные страшные слова?
   - Золотой! - продолжал покрывшийся испариной плут, с ужасом чувствуя как бы слабое пошевеливание кошелька за своим поясом, - да вы знаете хоть, как достаются эти золотые? Ведь в каждой монете годы странствий, тревог и забот разъездного торговца, полные опасностей конъюктуры рынка и разбойников всех мастей - от полуголых лесных бродяг до убранных в шелка и бархат слуг лендлордов, и даже встречи, о, какие жуткие встречи (тут он перешел на шепот, боясь излишне напугать женщину и её юных дочерей, сновавших вокруг с подносами) - со сборщиками налогов... В каждой монете горе, слезы, пот, разочарования, холод и голод! И всё это я должен отдать всего лишь за один день прозябания под вашей крышей?!
    - О, горе мне, о ужас! Истинно, настали последние дни мира, и брат восстал на брата, и исчезла любовь между людьми!

    Но черствое сердце Фреоны, закаленное сотнями ежедневных жалоб такого рода от бездельников и пьянчуг всех мастей осталось холодно и равнодушно к страданиям молодого полурослика. Она твердо напомнила ему, сколько он заработал за один вчерашний вечер прямо у неё на глазах, и потребовала свою долю в выражениях, недостойных почтенной немолодой мещанки. Повздыхав и пожестикулировав ещё некоторое время, он все же совершил хирургическое вмешательство во внутренности своей мошны и расстался с монетой, переночевавшей там лишь один раз. Мысленно поклявшись себе вернуть её рано или поздно, он получил-таки свой завтрак и уселся за стол к остальным.

    Вчера он слышал уже истории большинства, и теперь занялся разговором с опоздавшими. Надо признать, послушать было что, ибо их жизненные пути оказались несхожи с прочими, да и он никогда не упускал случая узнать что-нибудь новенькое.
    Но тут его поджидал другой удар, на этот раз проникший несколько глубже. Дикий полуорк, пропитанный солью и расхожими анекдотами, неожиданно завел разговоры об устройстве общества, а точнее, о том, что было самым дорогим в жизни Вила - о товаро-денежных отношениях. Вот только он предлагал реформировать эти отношения так, чтобы ни осталось ни денег, ни товаров, ни тех, кто ими владеет.

    Поколения предков-Шерстолапов, занимавшихся торговлей от младых ногтей до полного облысения ног, восстали из своих могил и возопили в душе Вила. Он слышал стоны их, несущиеся из могил, темниц и желудков некоторых существ, слова о равенстве и централизованном распределении жгли, словно раскаленное железо.
    Язык скрестился с языком (фигурально выражаясь, конечно) и противники вступили в словесную дуэль. Пылающий праведным гневом торговец повышал голос с каждым предложением, и скоро его крики заполнили всю таверну, выплескиваясь даже на улицу:

    - Частная инициатива!
    - Личная заинтересованность в результатах труда!
    - Свободный рынок!
    - Предпринимательство!
    - Коррупция!

    Когда уже даже самые закаленные посетители, пересидевшие в темных углах сотни подобных споров, начали нервно оглядываться на крупного орка и вставшего на стул полурослика, неожиданный крик с улицы прорвался сквозь секундную паузу в разговоре и заставил умолкнуть оппонентов не самом интересном месте.

    - После договорим! - бросил на ходу Вил и опрометью бросился к выходу, ибо по опыту знал, что сейчас что-то начнется, и не желал упускать новую, пусть даже неизвестную пока, возможность.

Абель все ждал чего-то такого, все-таки он сейчас находился в жутких Землях Духов, и было странно, что с его отрядом до сих пор не произошло ничего загадочного и пугающего. Голый мужик не в счет - его только эльфак и видел в облике медведя, а в то, что мэтр разговаривал с мертвецом, кнехт перестал верить после того, как увидел, что старикан явно злоупотребляет какими-то колдовскими травками. Но волшебство наконец свершилось, отрубленная голова бандита начала жить своей жизнью, решила вылететь через окно и укусить Абеля за ногу. Рефлексы вовремя подсказали, что волшебная голова требует хорошего пинка по зубам. Но раненый бок предательски выстрелил, и кнехт неожиданно сел на задницу. Голова Тома тоже решила присесть. Пять или десять секунд Абель недоумевающе смотрел на нее, а Том смотрел на Абеля, злобно ощерив зубы. Все, не двигается? Да нет, обмануть его хочет! Кнехт достал нож, в один прыжок добрался до головы и принялся кромсать ее. Когда лицо стало едва различимым, кнехт на всякий случай еще попрыгал на ней, раздавив черепную коробку.
- Так-то, будешь знать у меня! - приговаривал он.
Угроза миновала, и Абель отправился в поместье вслед за остальными, надеясь успеть к дележу добычи. Черт, как же больно...

Тект не слышал этих жалких угроз, ведь зачем слушать блеянье жертвенных овец.
Ничего не ответив, латник просто продолжил идти на врага, шумно дыша, цедя воздух сквозь зубы. Они умрут.
И первым подохнет самый опасный.

Кнехт подождал, покуда сир и Альрик закончат воду в ступе толочь, и решил возобновить разговор с мэтром. Старик-то был ничего, это сиру он мозги пудрил всякой заумью, да тот сам виноват, тоже ведь любит выразиться эдак позаковыристей.
- Да не, меня-то тот колдун навряд ли заморочил, потому как больно глупый сон получается, знай топчи землю и на дозор становись. Мерзопакостник этот давно бы со скуки подох, коли у него такие развлечения. А вот будь я на его месте, я бы такой фокус выкинул: взял бы самого что ни на есть безобидного старичка, такого, что последний умишко за книгами истратил, да заставил бы его поверить, что на самом деле он-то и есть колдун. И бродил бы он по миру, да везде всяких призраков, чудеса и чудищ видел. А рядом с ним шел бы какой-нибудь Абель и удивленно спрашивал: а гдей-то ты, мэтр, энтих чудищ нашел? Я-то ни одного не встречал, а у тебя каждый мертвый голый мужик превращается в медведя. Ведь не будь тебя рядом, я бы ни в жисть не догадался, что это не разбойнички его пришили и обобрали. Вот это была бы потеха!
Все эти метаморфозы напомнили кнехту один давний случай, которым он поспешил поделиться с бородой:
- А вот у нас в деревне был похожий случай. Кривого мельника телега переехала, оставил он вдову и двух детишек. Только закопали покойничка, а на потом посреди ночи кто-то в дверь стучит и вопит благим матом. Вдова уж думала, что лихой человек решил последние пожитки забрать - кривой-то был скупец и прощелыга, да у его одного мельница-то была, стало быть, гроши водились. Ну, мельничиха только за топором пошла, как из-за двери послышалось:"Кто к тебе в постель забрался, шлюха? Почему законного мужа в дом не пущаешь? Открывай, не то дуну и стены в щепки разлетятся!". Тут у вдовы сразу сердце в пятки ушло, да там и осталось, как есть околела. Потом уже выяснилось, что то наш кузнец малость подгулял и дома перепутал. Но за мельницей до сих пор дурная слава и народец старается лишний раз мимо нее не проходить.
Проклятый эльф все не возвращался, как будто намеренно издевался над кнехтом.
- Слушай-ка, борода, а мог бы тот колдун какого-нибудь мужичка так заморочить, будто у него есть цельный бочонок эля и деваха навроде Берты, только помясистее, чтоб было, за что ухватиться? Да так ловко дельце проверннуть, чтобы тот ни в жисть не уяснил, что эль морочный и голова от него наутро болеть не будет?

- Не крестьянин, а избранный воин храма. - Усталым голосом, словно объясняя в тысячный раз очевидное, поправил Тект - И я не прячусь за чужим щитом, как побитая собака, я сражаюсь, неся свой. Не очень то ты мудрый и всезнающий.

Во время пути кнехт шел между Тектом и Альриком, волей-неволей слушая обрывки их разговора. Они выясняли, кто из них самый отпетый хаосопоклонник. Абель поставил бы на мэтра, с колдуном по греховности мог потягаться разве что остроухий, того вообще боги Хаоса создали на беду роду человеческому. Но эльф молчал, а перепалка плавно перетекала в беседу сумасшедших. Когда проходили мимо оставшейся после дождя лужи, лысый начал рассказывать, что на дне ее лежит какой-то дар, достать который сможет лишь сильный духом - и предложил мэтру превратиться в рыбешку, а тот проигнорировал. Сказал только, что нет на свете ничего лучше, чем извращать свою душу. У Абеля начинала болеть голова, и он был благодарен остроухому, заткнувшему обоих.

*****

Утро выходного дня выдалось чудесным и свежим. Мессия указал, что каждый восьмой день следует посвящать отдыху и единению с Господом, и Цткр Крсчетсткн не уставал славить его мудрость. Настала его очередь отдыхать, и он уже даже заготовил неплохой план дня.
Он заранее договорился с Ктсркри Цкцкт, на которую он, признаться, положил глаз, о небольшом совместном походе. Девушка с радостью согласилась на пикник на отдалении от благ цивилизации. Рюкзак был собран уже с вечера, так что оставалось только созвониться с Ктсркри и сесть на автобус.
Час езды прошёл незаметно за разговорами о том о сём. Многие из их попутчиков ехали по обычным рутинным делам, и на благоухающую на весь салон парочку косились кто с раздражением, кто с умилением. Впрочем, тем было всё равно.
Место оказалось действительно приятным. Цткр порадовался, что за последний месяц его никто не замусорил. Накрыв поляну и воскурив благовония, двое хотели было обсудить более романтические темы, но вдруг...
Из леса донёсся мучительный крик. Цикарады всполошились. Цткр (просто на всякий случай) достал из рюкзака своё ружьё. Нет, то что у любого жителя Святых Земель дома полным-полно оружия, без которого тот никуда не выйдет - глупый стереотип. И вовсе не полно, от силы пара стволов.
- Пойду посмотрю, вдруг кому помощь нужна, - смущённо сказал он своей возлюбленной.
- Ага, - отвечала она, лихорадочно копаясь в своём рюкзаке в поисках револьвера. Как и положено любой женской сумке, рюкзак не горел желанием расставаться с содержимым, и по мере сил затруднял нахождение искомого. Парень только умилился этой картине, что нельзя было не почуять.
Он старался не шуметь, идя по лесу, но душераздирающий крик просто выбивал из колеи, заставлял торопиться в ущерб незаметности. Источник звука явно приближался, но в воздухе не было ни страха, ни боли. Он отчаянно принюхивался, не понимая, что происходит, когда вдруг заметил совершенно незнакомые запахи.
От них отдавало металлом, электричеством и плотью, но было кроме того и что-то совершенно незнакомое. Какое-то... пришедшее извне.
У парня перехватило дыхание. Он почувствовал себя персонажем дешёвого ужастика. Внезапно до него дошло, что крики продолжаются слишком долго, без перерыва на плач или другие звуки. Ни один цикарид не смог бы столько кричать. Да и что за пытки могут быть так страшны?
Пожалуй... пожалуй, следует доложить обо всём Хранителям. Они ведь поверят ему? Цткр сделал пару шагов назад, когда услышал шорох из-за спины. Обернувшись, он встретился взглядом с Ктсркри, которая наконец догнала его. Чёрт, а вот теперь трусить было неудобно... хотя чего уж там, одежда уже пахнет страхом, если не сказать ужасом. Впрочем, сама девушка тоже отнюдь не спокойствием благоухала - вообще непонятно, как она заставляла себя идти вперёд.
Вдруг она вскинула руки, целясь куда-то перед собой, и тихо скрипнула в панике. Тут же из-за деревьев послышался тихий выстрел и в девушку угодил какой-то снаряд. Она дёрнулась, но не упала, начав в истерике палить по сторонам.
Парень спрятался за ближайшим деревом, озираясь и ища глазами стрелявшего. Всё было тихо... кричащий голос пропал. Вот ведь дьявол...
Подруга медленно оседала на землю. Чуждый запах приближался. Что за демоны могут источать такую вонь?
Ну, кажется, остаётся одно. Парень поднял своё оружие и приставил дуло к центру лба.
В глазах резко зарябило и буквально изниоткуда появилось какое-то существо, сливавшееся с окружением, пахнув целым букетом странных химических запахов. До того, как Цткр успел среагировать, оно ткнуло его в торакс металлическим жезлом, от чего по телу прокатилась волна боли, а сознание поплыло. Рука сама разжалась, выронив пушку, ноги подкосились... Мышцы свело, и парень мог только корчиться на земле у корней дерева.
***
Сапфир удивилась, что шокера не хватило, но пожав плечами вытащила из кобуры пистолет с транквилизатором. На другой особи он хорошо сработал.

---------------------------------------------------------------------------
Итак, у вас есть две особи, самец и самка. Развлекайтесь.

Абель вполуха слушал про маршрут, остановки, безопасные места для ночлега, хотя обитающий в пещере загадочный зверь под названием "коллега" вызвал в нем капельку интереса - скудное воображение кнехта уже нарисовало ему нечто с густой шерстью, острыми зубами и почему-то с шестью лапами. Но спрашивать у сира про этого зверя он не рискнул - опять стрельнет своими буркалами и обзовет дураком. Да и нет там, наверное, никакого коллеги, просто милорд как обычно заговаривается, и не пристало Абелю обращать внимания на то, что сир не в своем уме.

И кнехта совершенно не интересовала намалеванная каким-то ловким пройдохой карта, ведь она точно на три четверти состояла из чьих-то фантазий - небось оттуда его благородие и понабрал всяких диковинных зверей. Ведь сто раз было сказано, что Земли Духов не-ве-до-мы-е, как в сказках, которые старухи рассказывают. Это людям сами боги на роду написали: вот им, дескать, клочок земли, пусть там землю пашут, воюют и трахаются, а вокруг уже наше Неведомое Царство, мы там всяких чудищ и мороков разведем, и будут туда всякие герои приходить за смертью. А если какой умник решит с собой карту взять, то все равно мы его запутаем, заморочим и в пасть коллеге отправим. Но сиру Атаульфу карту брать можно, он умом тронутый, а таких боги любят. Может даже, и найдет он свое лекарство, а заодно и сокровищницу какую, милорд верному Абелю и отсыплет малость от щедрот своих. А вот если баронский титул предложит, так кнехт от него откажется, все одно трактир и кружка - и нет баронства, будет абелевыми землями трактирный барон заправлять.

Или, как тоже бывает в сказках, станет его сир жутким умертвием, по ведомым землям будет по ночам бродить, да и то ему по чину должна свита полагаться, вот Абель тоже из гроба подымется и опять за ним пойдет. Житьишко убогое, мертвецам ни злата, ни вина не полагается, зато можно девок да крестьянишек пугать, пущай побегают. В одном кнехт был уверен: когда в неведомые земли отправляешься, не станет тебе больше обычного житья, обязательно все с эдаким подвывертом, в общем, не жизнь, а сказка.

Стыдно не выпить, когда сюзерен предлагает. Абель тянул вино из кружки медленно, ведь деньжата у него давно вышли, а господин не больно-то добр, чтоб поить кнехта за свой счет. Допьет до дна, и велят ему пойти к чертям. А он и пойдет, невелика честь сидеть с таким кумпанством, а с Атаульфом ее уж слишком много.

- Все правильно ваше благородие говорит, как есть дойдем и Толстому Робу кишки выпустим, сразу тонок станет!

- Не я! - убежденным голосом возразил гоблин, прикидывая, с какой стороны быстрее валить. - Я говорил, что нехрен давать вшивым псам брехать на честную компанию. А сейчас я говорю, что нам навязывают неприятности, а мы не готовы. Плевать на крестьян, они каждый год плодятся. Все, долбите стенку, я поджигаю. Уйдем лесом, болотом или чё там вокруг. Не по дороге. Вот и вся недолга.

— Да, друг Гвивазм, я не прочь, — полуорк задумался на сотню-другую ударов копыт:


      Пять путников в ночной тиши
      Судьбе навстречу держат путь
      Намереваясь отдохнуть
      Под сенью крон в глуши

      Случится ль им с пути свернуть
      И вновь скитаться цели без
      Иль став свидетелем чудес
      Фортуны вызнать суть

      Когда бы каждый знал из нас
      Что нам пророчат в этот раз
      И день и ночь

      И никому нам не помочь
      Но меч остер и верен глаз
      Грядет отваги час.

— Но, что до ночлега под кронами, то я все таки на нем не настаиваю. Сеновал лучше.

Чтож, у ниж были сомнительной достоверности бумаги, несколько мечей и кинжалов, и возможно — секира, луки со стрелами и пистоль, один настоящий рыцарь и аж пара взлощиков, общая цель, длиннейшая история неудач всех сортов и расцветок, и взбешенный подвыпивший полуорк в таверне. Не то, чтобы это был необходимый набор для приключения, но коль ты уж стал авантюристом, то сложно остановиться. Отдельный риск для здоровья партии составлял полуорк. Нет ничего более быссмысленного, вульгарного и глупого, чем драка в таверне с баронской стражей, но каждый авантюрист рано или поздно попробует эту дрянь.

Бобби не шевельнул ухом в ответ на оскорбление. Да что там, он превратился в камень, только желваки играли на скулах. Шумно вдохнул. Медленно выдохнул. Отодвинул кружку.

— Пиво что-то быстро пошло. Отолью, парни, поглядите за вещами.

...

Иоганн отхлебнул еще, пожевал кусок мяса, не дожевал, отложил на тарелку, извлек из тубуса очередной свиток, исписанный мелко и аккуратно.
- А вот интересная история о Эрмунде Оленьей Голове. Господину Рою он, судя по всему, приходится троюродным дядей, - палец указал куда-то на одно из ответвлений дерева Роя. Записано со слов самого Эрмунда кем-то из приказчиков герцога Орглиндского. "...года одиннадцатого от окончания Войны Маляров кожевенник из Дримблбурга, Эрмунд, утверждал, что грабителей в его дом тянет будто пчел к варенью. За два года был ограблен пятикратно, дважды с нанесением телесных повреждений. При этом особым состоянием не хвастал никогда, а уж после грабежей и подавно." Далее дописка, уже через три года: "Убит пробравшимся в дом неизвестным. Из дома вынесен набор инструментов, посуда, два табурета. Другого имущества убиенный не имел."
Бумага легла на стол, поверх генеалогической карты.
- А вот с родичами Боба не в пример сложней. Орки вообще редко попадают в официальные бумаги. Впрочем, и тут не совсем пусто. Правда, это уже фольклор, причем и в самом деле орочий. У меня на руках лишь вольный перевод строевой песни Каменных Лбов, наемничьей орочей роты, существующей и поныне. Если вкратце, повествует песня в шутливой форме о неком "внуке Свирепа", которого жизнь била раз за разом, способами разнообразными: то из мушкета в себя пальнет, то девка под ним окажется переодетым мужчиной предосудительного образа жизни, то под телегу попадет при нелепых обстоятельствах, то коня у него уведут у всех на виду. Конечно, половина несчастий тут выдуманная, но согласитесь, совпадение хорошее. В конце песни "внук Свирепа" оказывается обвинен в краже, которую не совершал, после чего четвертован прилюдно. Между прочим, песня не жалостливая, скорей призывает орков терпеть любые превратности судьбы и не отступать до последнего. Хороший образчик наемничьего стоицизма.
Снова смочив горло, Цвайгер тем временем продолжал скороговоркой, вытаскивая из чудесного тубуса бумагу за бумагой:
- Прадед господина Ричче, Франсуа по прозвищу Тощий, переболел, кажется, всеми известными болезнями и кучей неизвестных. Считается, что с него началось моровое поветрие в Кхентсланде. С жизнью расстался добровольно. Странствующая маркитантка Ждобка, в собственных мемуарах с присущим ей чувством юмора повествует о ряде удивительных совпадений, когда раз за разом принимали за другую гоблиншу, всегда повинную в каком-либо преступлении. Интересное чтиво, кстати, рекомендую. Горазд Свибнельсон, троюродный дядя почтенного Гвивазма, в своих письмах дяде Дрогоруку, проживающему на Хребте Мира, жаловался на, внимание, троекратное обрушение возведенного им самим свода чертога, и все за год, каждый раз в разгар пира, - исписанное квадратными рунами полуистлевшее письмо на бересте оказалось на столе. - Горазд, правда, списал все три случая на буйство гостей и свою неспособность к делам строительным. Как наверняка знает Гвивазм, он с тех пор зарекся жить в каменных домах. Поэтому погиб в пожаре, в собственноручно построенном хлеву.
На стол ложились одна за другой бумаги, свитки, письма. Судя по рассказу Крючка, у всех пятерых героев этой истории прям родовая болезнь. Там и сям в семействах встречаются какие-то хронические неудачники. И если историю каждого из них можно описать в терминах "ну, не прет ему, надо же", то в подаваемом Иоганном свете выглядело все зловеще. А еще уж очень смахивало на ваши собственные жизни.
- Пока достаточно, с полным собранием моих материалов ознакомитесь позже, - наконец остановился Крючок. - А пока вернемся к гильдии Ткачей. И к многоуважаемым Кендрику Лигойскому, сиру Вальтеру Огюстену, Свирепу Три Пальца, матроне Погребакс и Рорику Златомолоту. Вместе все указанные личности собирались лишь единожды. Угадайте зачем? Не угадывайте, я расскажу. Убить последнего дракона. Дряхлого Хранителя Вековой Памяти, Склагланафлерьна, по прозвищу Рокот Горы. И что я вам таки скажу. Дракона они убили. Тем самым схлопотав приличное проклятье на пятерых.

Архивариус, судя по всему, пьянствовал тут уже довольно давно. Об этом говорила обстановка комнаты: пустые кувшины и бутыли на всех горизонтальных поверхностях, кислый запах пота и вина, задернутые шторы, смятая постель, засохшие остатки снеди на столе. И стыдливо выпорхнувшая из-под одеяла голая длинноволосая эльфийка, тут же схватившая платье и выскользнувшая из комнаты. При этом шлюшка умудрилась состроить глазки самому представительному из вас - Ричче.
- Мнэм, эээ... - старик щурится на вас, натягивая одеяло до шеи, прикрывая рыхлое белое тело. - А, что? Вечер уже? Мне еще вина и... - еще сильнее щурится, шарит по столу, находит свои очки, водружает на нос. - Это вы, мальчики мои? Я уже заждался, заскучал. Думал, позже будете, - бормочет оправдания. - Обождите внизу, я сейчас спущусь к вам.
Зовут его Иоганн фон Цвайгер, по прозвищу Крючок. И некогда он числился одним из хранителей императорской Большой библиотеки, если не врет. За какие-то прегрешения был изгнан, с тех пор кочует от одного благодетеля к другому, помогает в поиске редких книг, толкует древние манускрипты, помогает составлять родословные, разгребает семейные архивы, восстанавливает документы, иногда консультирует споры о наследстве. Однако, судя по всему, звезда Крючка уже почти закатилась. По крайней мере нынче он за довольно скромную плату готов изучать дела, подобные вашему.
Спускаетесь в не слишком людную залу трактира: рыцарь в потускневших доспехах, но все еще при дворянских шпорах; мрачного вида мечник, тоже в потертом доспехе; громила-полуорк с пудовыми кулачищами и приметными кустистыми бровями; бритоголовый вертлявый дварф; жилистый сутулый гоблин. Компашка не то чтобы приметная, но взгляды посетителей притягиваете. Впрочем, без какого-то пристального внимания.
В полутемном помещении с низким прокопченным потолком народу немного: молчаливая компания утомленных рудокопов у окна, за длинным столом; двое чинуш, невесть по каким делам пустившихся в дорогу; четверо молодчиков в цветах местного барона и кирасах; толстый хозяин, тощая носатая девка-подавалка, прохвостка-эльфийка шмыгнула в сторону подсобки. Примерно такая компания в трактире "Три гуся", что на объездном тракте вокруг города Шеклгруба, столицы княжества Хеглкерского.
Ну, рассаживайтесь, закажите пока чего-нибудь поесть и выпить. Пока еще тот Крючок в туфлю ногой попадет. А вы как-никак с дороги.

Истории неудач длинны и сложны, истории успеха часто коротки, не описывая причин и лишь упоминая имена победителей

Может сложности подгорного пути исчерпали запас невезения ватаги, может Дрег в подземном мире хлопотал за свое племя, но благоденствие пришло в племя Крэга. Рыба в реке, зверь в чаще обильно кормили племя.

Через лапу ночей с востока по реке пришло другое племя. Вождь Скарри не хотел ничего делить и Крэг был осторожен: ощетинившись клыками племя Скарри пошло своей дорогой, на запад. Когда луна полностью сменилась, с востока начали приходить другие группы гоблинов. Голодные и ничтожные, со слабыми вожями, они вливались в ватагу Крэга, превращая ее в полноценное племя.

Люди на другом берегу слишком долго не замечали гоблинов, а когда стало поздно, огонь расцветил их срубы, снедь набила гоблинские схроны, а жзелезо и утварь вооружили и снарядили остроухих. Скоро и бурый хозяин этого берега был насажен на острые копья. Голову Крэга теперь венчала медвежья голова, а плечи — густой мех.

Скоро и пейзане на западе, уже напуганные грабежом дровосеков, познали ужас ночных гоблинских набегов. Сначала бескровные для племени, к холодам они начали забирать слишком много. Пейзанские милитианты встречали гоблинов частоколом рогатин и сигнальными огнями, и до кромки леса грабителей преследовали всадники с черным медведем на желто-красных одеждах: отставшие поили своей кровью их длинные копья.
Охотники людей караулили одиноких гоблинов в западом краю леса, в котором хозяйничал Крэг.

Впрочем и длинный меч одного из неосторожных весел тепрь на перевязи вождя.

Деревья сбросили листву, дичь была доедена, рыба ушла. Выросшее племя пока было сыто награбленным, но закрома таяли. На востоке ощетинился острым железом сильный враг.

Зима близко...

Как только Джейсон забрался в дирежабль все напряжение как рукой сняло, а когда дирежабль полетел, то Джейсон совсем расслабился. Посмотрев в сторону отдаляющегося замка, в котором произошло многое: ужасные смерти, счастливые находки и наконец невероятное спасение. Джейсон улыбнулся. В душе он радовался как никогда. Джейсону так хотелось выкрикнуть всему замку, что у него не вышло их там убить, но он боялся быть обнаруженным, поэтому он просто смотрел на него и улыбался. Джейсон присел, облокотившись на стенку и достав из рюкзака бинты кинул их Ыргу и тихо сказал:
- Держи, тебе они сейчас нужнее."- после чего Джейсон сделал небольшую паузу и добавил:
- Радуйся, мы выбрались из этого замка живыми, это невероятная победа."
Потом Джейсон достал флягу с водой и сухпаек и продолжая смотреть на отдаляющийся замок с победным выражением лица и чувством внутри стал тихо есть сухпаек и попивать воду из фляги с невероятным удовольствием и улыбкой в которой таилась небольшая насмешка над замком.

Джейсон решил плюнуть на поручение шамана и напрочь проигнорировал двустворчатую дверь. И прочие двери иже с нею. Тихо, чтоб не услышали чужие уши - например уши того же мага или каких-нибудь тайных механоидов Присциллы - тихо прошептав несколько слов Ыргу, молодой маг устремился к дирижаблю. Быстро, как ветер, он несся через холл по отполированному паркету, спотыкаясь и поскальзываясь. Разбег - прыжок через баллюстраду - и вот его ноги уже на дощатой палубе гондолы.

Ырг не обращал внимания на товарища. Облив свои ожоги жидкостью из фляги, он мог только верить, что не усугубит свое и так неважнецкое состояние. К счастью, во флягу честно была налита чистая вода. Прохладная жидкость успокоила пылающую кожу полуорка. Конечно, излечиться водой зеленый не сумел, но по крайней мере, яд прекратил разъедать его тело. Это означало, что у него появился шанс убраться отсюда живым. А уж после того можно искать целебные зелья и мази, зализывать раны и строить планы.

Забыв обо всем, включая арахнида, чье металлическое тело уже выползло в холл, Ырг мчался к дирижаблю. Ели он и обогнал в какой-то момент Джейсона, то лишь потому, что поскользнулся на зеркальном полированном паркете и, шлепнувшись, прокатился несколько футов. Но то, что Ырг был быстрее паука - это точно.

Добравшись до заветной цели, полуор с разбегу сиганул в гондолу, чуть не сверзился, но чудом удержался на палубе.

Фух. Можно вздохнуть спокойно.

Совершенно мирного вида дирижабль, покачиваясь, отчаливал от замка. Несколько пассажиров, облокотившись о парапет, наблюдали за отплытием. По-видимому, персонал и стюарды понятия не имели, что везут с собой нескольких "зайцев". По крайней мере, билеты никто не проверял, так что спасенные мистер Форсо и господин Ырг могли относительно спокойно подыскать себе укрытие.

- Ну что, друзья, готовьтесь к стрельбе, - проскрипел Повелитель Террора. Корабли занимали позиции, генераторы прогревались, снаряды ползли в зарядные камеры...
Повелитель решил повысить боевой дух озорной песенкой:

"Мы едем, едем, едем
В далёкие края,
Хорошие соседи,
Счастливые друзья.

Нам весело живётся,
Мы песенку поём,
И в песенке поётся
О том, как мы живём.

Красота! Красота!
Пробуждаем мы кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!

Когда живётся дружно,
Что может лучше быть!
И ссориться не нужно,
И можно всех любить.

Ты в дальнюю дорогу
Бери с собой друзей:
Они тебе помогут,
И с ними веселей.

Красота! Красота!
Пробуждаем мы кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!

Ход 6

Долбаный рассвет. Боль и горечь утраты. Утраты тех, кого она не оплакала как следует, не похоронила... А теперь, после сраного криосна и этого чертового вихря голосов в голове даже не помнила... Ни лиц, ни имен... ничего. Пустота, от которой только больше болит сердце. И Специалист Тэмми, тоже не оплаканная и не похороненная. Не живая, но хочется верить, что еще не мертвая. От этих чувств, в купе с головной болью, у Мэри выкатилась и побежала по щеке слеза.

Удар, и последовавший крик привел женщину в себя. Сжимая зубы от боли в висках, Специалист Фокс машинально провела рукой по автомату, щелкнула замком обоймы, проверила количество патронов и вставила обойму на место и перекатилась под стену так, чтобы дверной проем оказался на прицеле.

- Проваливай! - Донесся осипшй от пересушенного воздуха женский крик с заправки. - Если жизнь дорога - вали на все четыре стороны! Или заходи, если хочешь осчастливить детишек страховкой! - А вот эти слова дались ей на удивление легко. Возможно это когда-то был пароль? Только вот отзыва Мэри всё равно не помнила.

О Берлингтон, столица штата Вермонт, консервативный и высоколобый, колыбель белой Америки, прекрасны твои развесистые старые деревья и невысокие старинные каменные дома, жирны и беспечны твои голуби, ленивы и сыты свои собаки. Но в эту чудовищную ночь неторопливый ритм жизни и традиционая пуританская сдержанность уступают место безумному расточительству и разгулу, морю разноцветных огней, воплям, фейерверкам и морю выпивки.Человеческое расточительство и невоздержанность - единственное, что ценил в этой ночи черный кот; единственное, что могло выгнать кота на улицу из теплого подвала, где он обосновался. Ибо зимние ночи в штате Вермонт холодны. Если бы не голод. Голод унизителен. Голод всегда будит в нем тоску по утраченному. Никто не сунет под нос миску, полную сухариков; никто не угостит кусочком парной говядины, оттяпав кусок от сырого стейка; никто не пустит под одеяло сбоку дивана. Как он одинок в эту ночь. Фабиан брел по улицам, привычно отслеживая незримым зеркалом заднего вида все происходившее сзади и по сторонам. Гуляющая толпа, сосиски и жареные колбаски, сочные стейки и невзрачные бургеры...
В животе у Фабиана заурчало.
"Скоро они начнут выкидывать объедки. К тому же, сейчас все пьяные, есть шанс что-нибудь утащить. Так и сделаю, " - подумал он с кристальной ясностью. Такой ясностью, что остановился как вкопанный прямо посреди улицы, рискуя быть сбитым; прижал уши и рванул в безопасный угол, в кромешную тень. Непривычное ощущение заставляло его чувствовать себя дезориентированным, то есть уязвимым и беззащитным. Неясные ощущения, смутные эмоции, более чем ощутимые желания, ясный голос инстинктов - все отступило перед силой логических выводов, четко формулируемых постулатов, суждений и выводов.
"Я мыслю", - подумал Фабиан. - "Следовательно, я... мыслю. Я мыслящий кот. Я венец природы. Значит, меньше, чем на стейк я не согласен. В крайнем случае, на жареную колбаску. На помойке меня больше никто не увидит."
Надо было обдумать, что с этим делать. Что делают мыслящие коты?
"Сперва поесть," - решил Фабиан и, воодушевленный своим новым состоянием, пустился на поиски достойной его еды. Подгулявшая компания вываливается из кафе. У кого-то с собой бумажные пакеты: "с собой". Это кот в мешке. Кто знает, может, там одна жареная картошка. А вот лотки и... ну да, жареные колбаски. Кто-то ест прямо с пластиковых тарелочек, испортив деликатес кетчупом и горчицей. Если колбаска упадет на землю, они же не станут ее поднимать, правда? Они не едят с земли. Хвостатый налетчик ждет шанса, высматривает хмельного покупателя. Рассчитывает угол прыжка, который позволит ему выбить колбаску из рук кормящегося человека, уронить ее на землю, схватить зубами и скрыться во тьме. Или нет... гораздо безопаснее попасться под ноги кормящемуся человеку и уронить его вместе с колбаской, но попадать под ноги бывает больно... Фабиан не торопится. Он голоден, но терпелив. Он планирует вооруженный налет. Или ограбление.

Этот мужчина отличался от остальных. Бывший социальный работник. Жена. Двое детей. Маша ковырялась в его жизни, будто вилка в тарелке со спагетти. Пятьдесят лет – приличный срок, за который все в ней успело перепутаться, сплестись в бесконечный клубок теста, которому явно не хватало хоть сколько-нибудь пикантного соуса. Однако скоротечное их знакомство не омрачилось ни единой ложью, и если бы этот человек вдруг поинтересовался, кто она…
- Это раздражает, верно?
- Простите… Что Вы имеете в виду?
Если долго смотреть на реку… Господи, это все знают. Даже он.
Если… Что будет, если долго смотреть в окно самой обыкновенной попутки? Не оборачиваясь, не моргая. Не замечая проскакивающих изредка светлых огоньков встречного авто, подъездов, отъездов, арок, окон. Не слушая местную радиостанцию, которую предпочитает лишь один человек во вселенной – водитель…
- Разве это возможно, чтобы диктор вот так просто взял и заговорил со мной?
- Конечно. Тебе многое предстоит узнать о Париже.
Он спросил, почему ее раздражает этот человек, и Женя не сразу нашлась, что ответить. Может быть, глагол “раздражать” с самого начала был подобран неверно? Возможно, это было сделано умышленно, чтобы сбить ее с толку и сбросить в пропасть безумия. Все эти журналисты по-настоящему зарабатывают лишь на сенсациях, вроде растерзанных социальных работников, что нет-нет да и обнаруживаются в каком-нибудь тихом парижском дворике.
Не так… Человек, что любезно согласился их подвезти, не смотря на поздний час и практически полное отсутствие на дороге других машин, водители которых смогли бы придти на помощь в случае чего, спустя пять минут неторопливой беседы привел Шилову в замешательство. Француз не лгал, не поглощал ее взглядом, не пытался флиртовать. На секунду она позволила себе усомниться в том, что он вообще человек, и тотчас предложила сделать ему “это” за сто франков, хотя понятия не имела, много это или мало… Фраза о ста франках ворвалась в ее голову из какого-то кинофильма.
Ответом на этот вызов стал долгий, насколько это позволяла дорога, взгляд, и протянутая в сторону ее колен заметно сморщенная возрастом рука.
- Добилась своего? – Маша, казалось, была здесь ни при чем, оставаясь лишь сторонним наблюдателем на заднем сиденье.
Девушка улыбнулась, ощутив облегчение, потому что причина, по которой этого человека можно было презреть или даже возненавидеть, все-таки нашлась, однако пальцы - эти длинные жабоедовские сосисочки – вместо уготовленного им места на ножке устремились к защелке бардачка. Он достал из него что-то вроде визитной карточки, а затем протянул ей.
Social centre "Renaissance". Телефон. Адрес.
Всю оставшуюся дорогу Эжен молчала, глядя в такое же безмолвное окно. Остальные решили, что он слишком стар для этого. Что именно она имела в виду, так и осталось для него загадкой. Никакого прощания… Мужчина удостоверился, что дама плотно закрыла за собой дверь, и ни слова не произнес о деньгах.
Тонкий шлейф дурного настроения, будто копоть старинного паровоза, протянулся за этой девушкой до самого кафе, где ее ожидали семеро. Принц умолчал о деталях, оставив пространство воображению, однако Le Fleur не стал пристанищем ни для каких семи рыцарей круглого барного стола.
Порог едва переступив, она поняла, что большинство из этих особ не были не только рыцарями, но и людьми. Их мысли сидели тихо… Словно худосочные церковные мышки во время проповеди. Они боялись высунуть свои махонькие носики за пределы таких же крошечных как сами черепушек. Хи-хи!
Ее взгляд, пустой и оттого беглый, из всей собравшейся толпы задержался лишь на двух проклятых, чья внешность заслуживала пусть незначительного, но отдельного внимания.
- Поздравляю, милая. Принц решил познакомить нас с самыми уродливыми уродами на свете, - едва прикрыв рот ладонью, прокомментировала увиденное подружка, вошедшая вслед за брюнеткой.
Ничего не ответив, Женя засеменила к самому отдаленному от собравшейся компании столику.

Быстрого осмотра было достаточно, чтобы убедиться, что в здании кроме коровы и, собственно, нее самой, никого нет. Однако на этот раз отчаяние ее не охватило. "Так, что я помню точно? - она попыталась сосредоточиться. - Корова ест сено, и крова дает молоко. Если корову долго не доить, ей становится плохо. Эта корова выглядит вполне себе довольной. Значит, кто-то ее периодически доит. И этот кто-то непременно явится сюда...просто чуть позже. Или нет? Или я могу прождать здесь до бесконечности? Но вот в отличии от коровы есть сено я не могу..." За этой мыслью последовал спазм в желудке, давший понять, что ни еды, ни питья там уже не было долгое время. "А что если ее подоить? Это не должно быть трудно. Наверняка здесь имеется какая-нибудь емкость".

Луны нет, тьма вокруг
__________________________

Кто знает сколько времени прошло, пока племя спускалось вниз в полной тьме, нащупывая дорогу всеми лапами. Изредка, при крайней необходимости Дрег бил огненными камнями и искры освещали на секунду стены, пол и потолок. Когда они входили в зёв пещеры, камни были больше, Крэг это хорошо помнил.

— Как детёныши из чрева женщины, вышло племя гоблинов из земли, под ласковые лунные лучи. И гоблин, чей дух ушел из подлунья с добычей, отправляется назад, под землю, где встречает его тёплая пещера, в которой всегда горит огонь и есть еда, и солнце никогда не жжет глаза, нет волков, нет медведей, — старый шаман говорил уже тогда с трудом, — мы тут, под солнцем, среди снегов, наши животы пусты, в зубах нет мяса, на поясах нет скальпов врагов. Дорога взяла наших сородичей, а души их забрала холодная пустота над нами. То же будет и с нашими душами, если мы продолжим дорогу под небом… От того, Вождь, нужно держать путь в нижний мир, к предкам. Он не будет лёгок, но разве лёгок наш путь, что ведёт нас в ледяной ад, сейчас?

Так говорил шаман у широкого зёва пещеры, и гоблины спустились в вечную ночь под землёй. Они спали, когда уставали, сбившись кучкой, уже много раз. Пили ловя капли под каменными шипами, растущими с потолка и из луж на полу. Ели то что находили их пальцы — хрустящих толстых жуков, летучих мышей, слизь и бледные тонкие грибы. Бубен шамана отсырел и он стучал клотушкой по каменным шипам, долго слушал, как звенит звук и тогда говорил, куда идти. Гоблины, мрачные и истощённые, молча двигались, привычно надеясь на вождя. Только Крегу не на кого было надеяться. Силы всех были на исходе. Шаман кашлял и хрипел от мокрого воздуха, проснётся ли он в очередной раз?

Воздух становился всё теплее и гуще, и головы гоблинов кружились и лапы заплетались. Дрег в очередной раз стукнул камнями и пещера с гулким хлопком осветилась. Язык пламени, вырвавшийся из стены, охватил его голову и плечи. Охваченный пламенем, схватишись за морду, он с визгом катался по полу, пока не закатился в лужу. В месте откуда ударило пламя горел маленький язычок огня, впервые за долгое время освещая гоблинам их окружение. Всем кроме Дрега, тот больше не видел и оставшимся глазом.

— Мы рядом, — безучастно сказал шаман, — вот огонь, что не кончается без дров.

Ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше. Всё было как тумане, лапы двигались как чужие. Огонек остался позади и вновь спустилась тьма. На привале они услышали крики и вой. Он звучал словно у каждого внутри головы, но слышали его все. Затем появился тонкий запах, запах гнилой рыбы и дерьма. Он рос пока они не доходили до фекалий, которые им благоухали. Голоса звучали всё отчетливее и вдалеке забрезжил неровный, мерцающий свет, в очертаниях которого можно было разглядеть ветвящиеся проходы.

Шаман поднял над головой бубен и ударил в него. Мокрая кожа не издала ни звука.

Эли удивила разница в стилях комнат. В каждой была своя изюминка. Эта комната почему-то напомнила ей дворец какого-нибудь морского царя. Картину портили лишь знакомые "повторения" комнат в проеме.

- Знаешь, если рассудок мне еще не изменяет, то нам нужно найти здесь...как бы это сказать... место или места в проеме или около, где тени лежат неправильно.

Девушка ненадолго прервалась, подумав о том как дико, наверное, звучит ее речь со стороны.

- Видишь ли, я уже какое-то время брожу здесь. В общем, если мне сказали верно, то мы находимся в зеркальном коридоре. И единственный способ выбраться из него это найти и избавиться от зеркал. Они отбрасывают "неправильные" тени.

Эли, отчего то смутившись, быстро взглянула на попутчицу и медленно направилась к проему, не забывая при этом внимательно смотреть по сторонам, а так же уделяя толику внимания полу и потолку. Ей только сейчас стало ясно, что она не так хорошо помнит объяснения старого рояля, как ей бы того хотелось.

- Ах да! Выходить из комнаты не стоит, а то перенесешься куда-нибудь в неизвестность.

Джейсон выдохнул, после роя мух и тут услышал голос того самого мага. Джейсон сразу испугался этого резкого голоса, который опять возник из неоткуда. Его не так сильно пугал рой мух или крыса, даже сам маг не пугал его так, как этот голос звучащий из стен. Его пугал тот факт, что они в запертой комнате, одни, но они не видят мага, а он их видит. Он следит за ними, а они не могут следить за ним. Эта неожиданность и факт, что за ними следит тот, кто желает их смерти пугал Джейсон больше всего. Услышав слова ,,Я - ХОЗЯИН ЗАМКА,, Джейсон хотел выкрикнуть:
- Да мы знаем, что это твой замок. Ты это уже тысячу раз говорил!!!"- но у Джейсона не хватило духу сказать это магу, следящему за ними, который может одним движением руки стереть их с лица земли.
Джейсон ненавидел предательства, а то что тот маг, вроде как и смирился с ними и даже дал им задание, а потом запер в этой комнате. Ну уж нет. У Джейсона в голове витала лишь одна мысль: расквитаться с этим магом. Но это была лишь минутная злость, а потом разум взял верх над мыслью о мести. Вдруг Джейсон вспомнил ту лукавую улыбку мага, когда он давал им задание.
- Он заранее готовил ловушку, для все его нежданных гостей"- подумал Джейсон.
Когда речь мага вдруг оборвалась, Джейсон не раздумывая кинулся к тому сооружению, подобрав за собой пару листов пергамента, брошенных им на пол. Он не стал давать никаких речей клятвы тому магу, ведь он понимал, что это опять обман. Хотя естественно он бы поклялся ему если бы он был здесь или бы продолжал следить а ними, но Джейсон уже понял, что его что-то отвлекло и понял, что пора действовать.
Когда он подбежал к тому сооружению он быстро вытер его листами пергамента, после чего бросил грязные листы пергамента на пол и принялся изучать то странное строение.

В ответ на свои слова Адриас услышал только смех. Тихий, злой смех, на удивление принадлежащий ему же самому.
"Я без тебя пустышка? Я пытаюсь тебя заговорить? Я уже владею тобой, старик. И я никуда не денусь, даже если твоя никчемная оболочка распадется". - еще один ехидный смешок, а потом все прекратилось. С ним что-то произошло, что-то странное. Но пока Адриас не мог быть уверенным что именно.
Сознание погасло совершенно внезапно и Искатель провалился в сон полный кошмаров и тревожных предзнаменований. Возможно это было в прошлом, возможно случалось сейчас или случиться в будущем. Но он не мог ухватить суть ни одного из снов.
"Доброе утро, Адриас" - раздался уже знакомый ехидный голос. - "Как спалось, кошмары не мучили?"
В голову словно раскаленный прут всадили. Боль была адская, но ее быстро удалось подавить.
"Как тебе делить одно тело со своей второй половиной, а?" - по ушам резанул противный смех. - "Привыкай, мы потом еще поговорим..."
Все закончилось, ритуал остался позади. Мужчина даже чувствовал себя обновленным. Но голос в голове? Он никуда не собирался уходить.

-Эли? Очень, приятно. – кивнула Тэрм, пряча нож в ножнах на запястье.
В это время лифт тряхнуло, пассажиров подбросило и девушка больно прикусила язык.
-Уййй…!! Пшинка, ну фто низя офторофнее? – прошипела она сквозь зубы, скривившись и прижимая ладонь к щеке. При этом все равно не отказала себе в удовольствии быстро почесать лифтёра за ухом.
Осторожно высунув язык, скосила на него глаза проверяя, откусила или как. Болело больше, чем пострадало на самом деле.
-Ну вылезаем, так вылезаем.
И с любопытством выглянула из лифта.

Армейские тренировки и последние тренировки в ордене пошли Эрику на пользу. Сердце не остановилось от перенапряжения, нервная система выдержала, отфильтровав все лишнее и выкинув видения из головы бывшего подрывника. Хотя Хансен все еще не понимал, кто он и что с ним. Хоть и боль отступила нечто другое, более темное и первобытное подкрадывалось к нему. Злость? Обида? Его бросили. Его собственная страна забыла о нем, выкинула на задворки. Орден забыла о нем! Друзья не принимали его всерьез. Калека испорченный войной, кому он нужен? Никому! Даже себе Эрик был не нужен. И из-за этого его начала охватывать злость... нет, не просто злость. Это была ярость, которая сжигала мужчину изнутри, но не причиняя боли, наоборот, она давала ему силы, все больше и больше силы, которая изгоняла остатки боли, Эрик буквально чувствовал, как его нога снова становиться нормальной, как до ранения. Как его мускулатура наполняется какой-то невероятной силой, дающей ему возможность сметать горы, уничтожить всех обидчиков одним взмахом руки, выпустив на свободу ту магическую силу, что дремала в нем.
Но Эрик понимал, что это не его мысли, не его чувства, это была чужая сила, которая готова была подчинить себе британца, если он не воспротивится.

*Жар. Боль. Ярость. Мощь. Покой.*
ссылка
- Х-хаа... - тяжело дышал Адриас. Все тело пылало, казалось будто сам стал Солнцем, но тело не могло удерживать в себе этот жар. Почему? Почему так больно? Неужто отвергает сия кровь тело, или же тело не может перенести!?
Нескончаемое разрушение и мгновенное созидание чтобы вновь разрушиться. Вот каждая клетка исчезает в вечном пламени, и на её месте появляется точно такая же, но лишь затем, чтобы боль повторилась. И так постоянно. Сколько он уже здесь? День? Недели? Годы? Дольше?
- Аааааааакх - глухо кричал искатель, стараясь терпеть и сопротивляться этой боли, перерастающей в ярость, в неконтролируемую ярость, которая словно жаждала разрушений. Казалось Адриас слабее и не сможет переступить через это, но почему? Зачем продолжать мучения? Ведь легче все это прекратить.
Жить... Жить... Ж... Пост... Постигать... Жить...
Всё сознание сузилось до этих двух мыслей, перемежающихся с постоянной непрекращающейся болью. Вся подготовка оказалась ни чем по сравнению с ритуалом, но Адриас мог думать только о своей любви к жизни и знаниям, о том, как он жаждет этого, как может достичь того, чего искал, как может... кха... помочь. Себе... окружающим... кому?
Душа извивалась в мучениях, а дух оставался крепок. Он-то, тот исток сущности Адриаса, пробуждал спящие силы и укреплял волю к жизни и сопротивлению боли. Процесс этот шел казалось вечность, никак не меньше.
- Ммы... мир... ас... пламя... искра... ярость... по... покой... - с великим трудом произносил в глубине души Адриас образы, обличающиеся в речь. Медленно, боль отступала, сменяясь пониманием того, что это пламя он и есть. Адриас и есть то, что он ощущает, и есть нечто большее. Он вспоминал древнее значение слова ярость, какое это подобие солнц и звезд, какое мощное качество, и постепенно, нестерпимый жар стал терпимым, а затем охладел, но не стало холодно, нет. Искатель осознал свое единство с самим собой. Он вечен, как вечно каждое существо. Все связаны. Неразрывно. Одно перетекает в другое. Одно порождает другое и так безконечно. В вечном танце творения, или же тварения. Тогда его не волновало, правильно ли он подумал, ведь даже один знак, одна буква в потоке меняет все. Точь-в-точь как в языке магии. Но мог ли Адриас тогда об этом помыслить? Кто знает. Даже он сам тогда лишь боролся за свою жизнь, за возможность достичь самого себя.
И вот последний образ. Точка есть всё и ничто. Ты здесь и не здесь одновременно. Как тень, как свет, как жизнь и смерть. Исток и Вечность.
Бой с древней кровью продолжался, но теперь уже так, словно кровь древних была и его собственной кровью. Это значило лишь одно. Он и есть древний... несущий сие наследие и способный им овладеть.

- О, проход! Да ты реално везуч Ырг."- сказал Джейсон и подошёл к проходу.
- Знаете, мне кажется здесь полно ловушек."- промолвил Джейсон и тихонько пополз туда, внимательно осматривая весь проход.

- Благодарю за спасение, - сказал Асулло, придя в себя. А после, вспомнив о работе, продолжил, - кажется пора приступить к выполнению задания.

Драма разыгрывается вокруг. Нет, не драма. Трагедия. Десяток жизней, которые забрал одинокий синеглазый стрелок, оставляют рваные зияющие дыры потери и шока в жизнях тех, кто избежал пули.
Дюжина трупов. Считаю машинально. Ровно дюжина, но их было бы больше, если бы не Джон Сабик. Если бы не его — моя — меткость и скорость реакции. Одиннадцать выживших. И их было бы гораздо больше, начни я стрелять сразу, а не следуя инструкции. Но имеет ли это значение?
Револьвер в моей руке смотрит в пол, я иду к телу жертвы моей меткости, и нарастающий хаос вокруг не слишком меня беспокоит. Но вот я уже рядом с телом, вглядываюсь в бездонные сапфиры — и меня постигает чувство глубокого разочарования.
Обман. Подделка. Фальшивка. Я искал драгоценность, подарок, трофей — а нашел лишь это! Ложный блеск пирита в куске отколотой руды разочаровывает усталого старателя меньше, чем эти обычные глаза сейчас огорчили меня. Они по-прежнему блестят синевой, но это лишь мутация, или контактные линзы, или даже новомодная татуировка глазного яблока — неважно.
Они не имеют ценности для меня.
А значит, роль Джона Сабика придется играть дальше. Сцена еще не закончена, и хорошо, что я не успел слишком выйти из образа.
Мой взгляд отпускает глаза мертвеца, переключаясь на другие детали. Капли крови на кафельном полу, кусочки разлетевшегося черепа, прилипшие к столешнице, ошметки мозгового вещества на искусственной обивке дивана — у кафе теперь новый дизайн. Подошел бы для прошедшего Хэллоуина, но сейчас, пожалуй, несколько отпугнет постоянных клиентов. А их ведь и так выжило не слишком много.
Кстати, о выживших.
Офицера окликает девушка. Светловолосая, с мелодичным голосом, с приятным взгляду лицом и фигурой, с редким изумрудно-зеленым цветом глаз. Алчность трофея змеем шевелится внутри, чтобы тут же разочарованно отступить — это тоже просто глаза.
Быстро перебираю эмоции, которые были бы присущи ситуации, приемлемы для Джона. Разочарование, которое снедает меня на самом деле, не очень подходит. Может быть, гнев? Праведный, карающий, сулящий возмездие? Нет. Страх? Тем более. Торжество? Нет, не то, не то! Кто же ты, Джон Сабик, патрульный, холост?! Я задавал себе этот вопрос перед стрельбой, и сейчас часть ответа, включающая в себя слово "хладнокровный", вдруг кажется мне верной.
Да. Хладнокровный. Уверенный в себе. Знающий, что делает. Вот оно.
— Он уже никуда не идет, — спокойно указываю дулом револьвера на тело, но не спешу убирать оружие. Он мог быть не один. А в памяти Джона, в которой я роюсь на правах хозяина, находятся фильмы о зомби-апокалипсисе, которые заставляют меня отправить оружие убийцы пинком под ближайший стол. — Зачем он хотел вас убить?
Этот вопрос должны будут задавать детективы, но никто не мешает мне получить ответ раньше них. Не дожидаясь ответа, я отвожу взгляд от девушки, осматривая кафе и подступы к нему. Убийца действительно мог быть не один... но с какой стати я вообще верю зеленоглазой даме?
А с какой стати мне ей не верить?
— Пройдемте в машину, — я протягиваю ей свободную от оружия руку, чтобы помочь встать. — Там бронированные двери.
Это должно вселить в нее мимолетное ощущение безопасности, хотя она и так не выглядит слишком напуганной. Но еще в машине осталась моя рация, а раз уж я вновь Джон Сабик, патрульный, холост — нужно доложить о ситуации.

Маска задумчиво грызя лапку слушала Аркадий-сэнсея.
Потом достала из неоткуда свой отбойный молоток и со всего размаху долбанула им себя по голове. Потом ещё раз. И ещё... Хихикая...

- Больщёй зверь, говорищь? - Щербато оскалился Крендир, не прекращая жевать поджаренную на прутике лягушку, когда подошел к Ползюку, что бы осмотреть ободранное дерево.
- Совсем больщей? Да ну нафиг! Вах прямо какой! - Офигел он, задрав голову и уставившись на метку неведомой твари. - Эх, охотнищек щыщкался... Щлущай и щапоминай, знащится! Это нащарапал тут медведь! Понял? Что это знащит? А знащит это, щто нам трындец... Пощли, надо ватагу подымать, да драпать отседа.
Вернувшись к костру, Крендир тут же вскарабкался на какой-то валун, гордо выпрямился и вытянул одну лапу вперед, точно Ленин перед пролетариатом.
- Эй, вще! А ну щлущай сюды!! Бищуха, лопни твоя щадница, тебя это тоже кащается! А, тьфу, пните его там кто, пусть идет щюда поблище, я повторять этой глухоте не буду! Так, вще щдесь? Ращ-два-три-щетыре... Ладна, многа ващ, щнащит вще. Караще! Вот вще, как есть, берем и валим отседа нафиг! Панятна? А кто не щвалит, того медведь съещт! И нефиг тварь щащря кормить - кто не щвалит, так я того по щопе пну, щтобы бежал бодрее! Ясна!? Так, Криванога - набей полон котелок углей, щто бы у нас щ щобой кощтер был, щверь огня ботся! Бищуха щмащтери ему носилку из палок, будет кощтроносом! И ты, Итый ему помощещь нести. Такщ... Щто еще... Полщук и Грыщля - нам нада БОЛЬЩОЕ копье, такое щто бы двоем нести. Как медведь на вас брощится - поднимайте ощтрие и он щам напорется и памрет... Вот так, ага! Ещли не промащите... - Замолчав на пару секунд и поняв, что хренасдва они смогут насадить медведя на рогатину, Крендир заскрипел мозгой, пытаясь понять как же им удрать-то. Может просто оставить кого? Так фиг, мишка потом за добавкой придет, и бегает он быстро... Кстати, а почему ему говорили, что нужна именно рогатина, а не копье? Че, типа разница есть чем промазать? Может нужно рожек копью приделать что бы духи помогли? Дождешься от них, как же... А хотя...
- Эй, Полщук, а ну щделайте БОЛЬЩОЕ РОГАТОЕ копье! Духи нам помогут, а щверь щабоится! Рогатину, ну, как у кощла какого, что бы вперед две палки торщало! И в огне опалить не щабудьте! Такщ, а Щухах, Плещак, Когтя и... Не, Итый кощтер нещеть... А вы веток щухих притащите! Щмоляных! И с иголками щухими! А ты, Кривонога, щнащала попробуещь щадобрить щверя, тебя не щалк, тьфу - дащь ему яиц, что Полщук принещ. Пока отвлекаещь, Итый и вы, щелупонь, ветки ращпалите, щуть щто попробуем отпугнуть его нафиг. Ну а ещли он щовсем дурной - будем бить щмертным боем! Вще! Бегом за ветками и рвем отседа когти!

Коракс неспешно жевал еду, переваривая сказанное про порталы.
- они меня слушаются - ворвался в его размышления голос Присциллы. Эти слова его неожиданно зацепили. Перестав жевать, Коракс уставился на хозяйку замка. В течении нескольких секунд он восстановил контекст и злость спала - говорили об автоматонах и это было ему уже безразлично.
"Почему? Почему это вызвало такие эмоции? Почему я вообще на это среагировал? Как-будто я сам себе больше не подчиняюсь, как-будто во мне сидит кто-то еще, как-будто я потерянный ребенок, который не может перестать плакать. Ка понять чего я хочу, если я не понимаю, как работают мои эмоции? Как мне решать, что мне делать, если я не понимаю, чего я хочу. кто я? у меня была какая-то цель? чем я отличаюсь от этого автоматона? что мне делать теперь?"
- Ваша задача проста - зачистить все помещения, что вам встретятся, он ненужных форм жизни. - снова прервал его мысли властный голос управляющей.
Коракс легонько подергал себя за кольцо в носу, фокусируясь на происходящем.
" надо вернуть память- это главная задача " - он дал себе установку. Если надо для этого убить все живое в замке - значит так.

Когда коракс уже отложил приборы в сторону и собирался вставать, его внимание привлек голос второй, еще не назвавшей себя девушки
- наш орк, пока ест, а он организм крупный и ему нужно много пищи, что бы стать спокойным и не впадать в буйство и не причинять лишних разрушений. Впрочем, как и всем в его роду. Вы наверняка сталкивались с орками в своей жизни. А вот я не помню...
Пока она говорила, с каждой фразой, в нем поднималось еще большее раздражение, чем раньше. Выждав немного, сформулировав мысль, он встал, с громким звуком отодвинув стул

-Во-первых! - произнес он громко, полурыча - вы имеете наглость путать орков и полуорков. Во -вторых - вы имеете наглось утверждать, что хорошо знаете особенности орков. В-третьих - вы имеете наглость утверждать все это в моем присутствии. И утверждаете, что я "ваш орк" - коракс сделал особый акцент на слове ваш.
На пару секунда повисла тишина.
- Это хамство. Ведите себя аккуратнее.
Коракс отвернулся и направился в лавку.

   Это было странное пробуждение. Совершенно незнакомая комнатка, очень маленькая, в одно узенькое вертикальное окошко. Сама комнатка мала настолько, что в стенах пришлось сделать ниши для головы и ног. Под окном — узкое каменное ложе с каменным же изголовьем. Поверх наброшен тюфячок, довольно плоский, так что кости у лежащего на нем начинает ломить уже час спустя после возлежания, с учетом каменного основания. Напротив окна дверь, обычная, с ручкой, при обследовании оказывается незапертой. А больше в комнатушке ничего и нет. За окном — ясный день, если выглянуть — напротив громоздится гора, а внизу, достаточно далеко, клубится туман, сквозь который проглядывает лес.